Хранители
Шрифт:
Засыпая, он услышал в дальнем конце дортуара звук шагов. «Старшеклассники, – догадался он. – Опять кого-нибудь знакомят с Порядком». Милостиво дарованные новичкам три недели еще не истекли. Роб был спокоен – не к нему. Он снова подумал о Д'Артаньяне, но на сей раз ему даже не захотелось подражать любимому герою – слишком много было своих забот. Шаги приблизились, в глаза ударил свет. Роб сел в кровати.
Их было семь или восемь – сказать наверняка мешали потемки. Двое держали электрические фонарики, третий поставил на тумбочку портативную люмосферу.
– Ты – позор,
«Они, наверное, еще не дошли до своей жертвы. Сейчас я подыграю им, и они оставят меня в покое», – подумал Роб.
– Да.
– Что – да?
– Да, сэр.
– Так-то лучше. Повторяй за мной: «я – позор этой школы и стыжусь самого себя».
Роб машинально повторил.
– Я молю о наказании, – продолжал парень, – потому что заслужил его.
– Я уже наказан, – сказал Роб. – Месяц дополнительных дежурств.
– Мало. Слишком легкое наказание за твой проступок. Ты притащил в школу заразные книги. И, потом, это официальное наказание. А тебе еще полагается домашняя проработка. Так? – Роб не ответил. – Поразительная наглость! Он считает ниже своего достоинства говорить с нами. Тем хуже. Похоже, ему не повредит небольшой урок.
Спорить было бессмысленно. Роб молча смотрел на ухмыляющиеся лица окруживших его парней.
– С другой стороны, тебя еще рановато знакомить с Порядком – не прошло трех недель. К тому же, тебе стыдно, сам признался. Пожалуй, урок можно отложить. Докажи, что раскаиваешься в своей дерзости – падай на колени и целуй нам ноги. Всем по очереди. Начинай с меня.
Роб, не говоря ни слова, смотрел на них.
– Так как, Рэндал? – спросил мучитель.
Роб покачал головой:
– Нет.
– Ну что ж, ладно. Еще пожалеешь. Начинаем учить.
Роб сопротивлялся, но они легко связали его.
– Молоток? – предложил один. – Надо вбить в него немного вежливости.
Идея пришлась по вкусу. В руке одного парня появился молоток из жесткой резины, на несколько секунд замер над лицом Роба, и вдруг резко ударил его в лоб. Ощущение было скорее неприятное, чем болезненное. Удары продолжались в четком ритме. Вскоре родилась боль. Роб поморщился.
– Кажется, доходит, – обрадовался один из мучителей. – Ну что, одумался? Будешь нам ноги целовать? – Роб покачал головой, и молоток вновь ожил. – Значит, продолжим.
Скоро боль стала нестерпимой. Роб вспомнил совет Перкинса не кричать слишком громко, но решил, что скорее не вымолвит ни звука, чем встанет перед ними на колени. Он сжал зубы и чуть повернул голову. Молоток ударил в другое место. Облегчение, но не надолго.
Дикая боль заполнила все вокруг. Он уже не видел лиц, не слышал голосов. Не было ничего, кроме боли – огромной, слепой, ненасытной, она пожирала все новые и новые удары, которые разрывались в ней с оглушительной силой. Несколько раз он чуть не потерял сознание. Он хотел этого, но боль вытаскивала его. Наконец, помимо своей воли, Роб закричал. Удары прекратились. Кто-то сказал:
– Ладно, на сегодня хватит. Продолжим лечение завтра.
С тумбочки взяли люмосферу. Шаги и голоса стихли. Ушли. Нестерпимо болела голова. Спасительный сон не приходил. Завтра ночью…
Несмотря на боль, он попытался обдумать свое положение. Ему предстояло прожить здесь еще четыре года – до семнадцати лет. Даже если прекратятся пытки, у него не будет ни родного дома, ни спасительного уединения, ни книг. А привыкнуть к такой жизни куда страшнее. Есть и другой вариант. Но лучше терпеть мучения, чем уподобиться этим палачам.
А если он попытается сбежать, куда он пойдет? К тетке? Шеффилдский Урбанс так далеко, да и примет ли она его? Кеннели – ближе, но и там никакой надежды. Мистер Кеннели уже один раз отказался ему помочь, а теперь и подавно не захочет неприятностей с властями. Побег из государственного интерната – дело нешуточное.
Куда еще? Попробовать жить одному, но как, где? Неделю-другую можно прятаться от полиции в брошенных домах, а потом? Денег почти нет. А когда и те кончатся, попроситься в какую-нибудь банду? Могут и не взять…
Он не смог бы затеряться в толпе. В этом обществе каждый занимал строго определенное положение, по которому всегда можно было установить личность любого человека. Скрываться в Урбансах – безнадежная затея.
В Урбансах… А если? Неожиданно возникшая мысль пугала и завораживала. Его мать пришла в Урбанс из Графства. Что если он осмелится сделать наоборот? Пустые поля. Фермы. Там наверняка можно будет найти пищу и кров…
Неотвязная мысль еще долго не давала ему уснуть.
3. ЧЕЛОВЕК С КРОЛИКАМИ
По воскресеньям утренней разминки не было, а завтрак начинался не раньше восьми тридцати. Сигнал звенел за час. После завтрака мальчики расходились по домам и чистили перышки к десятичасовой службе в интернатской церкви. Служба длилась полтора часа, и потом до обеда еще оставался свободный час.
Роб решил, что для побега лучшего времени, чем обед, не найти. Вряд ли кто-нибудь заметит его исчезновение – воскресенье было единственным днем недели, когда на обед подавали терпимую пищу, и никто, а уж тем более дежурные старшеклассники, не пропускали его. А если хватятся после обеда, могут подумать, что он где-нибудь прячется, дабы не искушать судьбу, ища новых наказаний за возможные провинности. До вечерней переклички побег не обнаружится, а это значит, что у него есть целых шесть часов.
Когда прозвенел звонок к обеду, он вышел вместе со всеми, но потом незамеченным прокрался обратно. У всех мальчиков были маленькие чемоданчики для изредка разрешенных визитов к родственникам. Роб сложил в него самое необходимое: письма матери, ее фотографию, сменную одежду, зубную щетку, плитку шоколада, которую удалось спрятать. Он выскочил из корпуса и, пробираясь самой глухой тропкой, пошел к главным воротам.
До шоссе было довольно далеко, последние метры он уже бежал. На счастье, долго ждать не пришлось, и через несколько минут, плавно скользя вдоль подземных электрифицированных рельсов, подкатил автобус. Роб опустил к щель монетку и прошел на заднее сидение. В автобусе было еще пять пассажиров.