Хранительница и Орден Хаоса
Шрифт:
— Лика, боюсь, на сегодня твои практические занятия закончились. Честно говоря, я рассчитывал на несколько иное развитие событий, но ты, как всегда, умудрилась и здесь поставить все с ног на голову. Кто тебя просил устраивать из боевого поединка цирковое представление? И с кем? Ты хоть знаешь, что Рик Черберн считается на своем курсе одним из самых лучших учеников? Я уж не говорю о том, что ты только что приобрела себе непримиримого врага в лице представителя одной из самых знаменитых и богатых семей Вассариара.
— Предупреждать надо! — буркнула я пристыженно, а сама подумала, что, может
— Почему же, приходи. Только постарайся без подобных выкрутасов, а то через пару занятий за тобой будут охотиться все старшекурсники Академии.
— Ничего страшного, — легкомысленно отмахнулась я.
— Возможно, для тебя это и не страшно, только мне не хотелось бы превращать нашу Академию в полигон военных действий. Надеюсь, ты учтешь мои пожелания. — Попрощавшись, магистр вышел из зала, благоразумно прихватив с собой вяло сопротивлявшегося Рика Черберна, а я поплелась к себе, мысленно обдумывая, какие последствия для меня может иметь все происшедшее сегодня и закончились ли уже занятия у ребят.
Дойдя до жилого корпуса, я заметила, что около двери моей комнаты снова сидит чертик Васька.
— Что у тебя опять случилось? Неужели наш план провалился? — удивилась я, открывая дверь.
Дело в том, что не так давно Васька уже приходил ко мне и жаловался, что его начальство задает много вопросов, требуя отчитаться о вербовке новых душ (особенно по поводу Дакка, который и вытащил на Тарагон первого в этом мире черта). Именно тогда я и посоветовала Ваське сообщить своему начальству, что работать приходится в сложных условиях, где местные божки ставят палки в колеса и ни за что не желают уступать эти самые души на халяву.
— Нет, Лика. Все прошло как нельзя лучше. Посмотри на меня повнимательнее, ничего нового не замечаешь? — Васька прошелся передо мной, горделиво задрав хвост кисточкой.
— Мама родная! — ахнула я от изумления. Копытца, рожки и даже кисточка на хвосте Васьки были вызолочены, а сам чертик расчесан шерстинка к шерстинке. — Это ты куда так вырядился?
— А я теперь всегда так выглядеть буду! — важно ответил Васька. — Ты оказалась полностью права. Мои в Агентстве заглотили наживку и готовы спонсировать мой тяжелый труд на чужбине по самому высшему тарифу.
— А что ж тогда только золотом покрыл? Мог бы рожки и брюликами украсить, — съехидничала я.
— Ты думаешь? — озадаченно поинтересовался Васька, пытаясь получше рассмотреть себя в лакированной дверце моего шкафа. — А что, мне бы пошло…
— Не то слово! — весело поддержала его я. — А ты, собственно, чего приперся? Похвастаться или по делу?
— Долю тебе твою принес! — гордо сообщил чертик, словно из воздуха вытаскивая небольшой мешочек. — Держи и ни в чем себе не отказывай, а я побежал. Дел еще очень много. Нужно отчет для бухгалтерии написать о расходовании казенных средств. Адью! — Крутнувшись на месте, чертик испарился в воздухе, оставив после себя еле заметный запах серы.
Подобрав отвисшую челюсть, я подняла холщовый мешочек, который при этом явственно звякнул. Потянув
— А ничего себе оплачивают работу нашего Васьки! Прямо сказать, перебиваться с хлеба на воду в этой командировке ему не придется.
— Мрр-р… — внезапно материализовавшийся посередине комнаты Прошка сердито вздыбил шерсть.
— Успокойся, мой хороший! Это всего лишь Васька нас навестил, — поспешила я успокоить кса-рдона. Дело в том, что Прошка не особо жаловал пронырливого чертика. — Лучше расскажи, как погулял, что нового в городе делается?
Поворчав еще немного, Прошка уселся и положил свою голову мне на колени. Его мысли плавно текли, образуя в моем сознании отчетливые картинки. С недавних пор он стал моими глазами и ушами и, ежедневно отправляясь в рейды, докладывал мне обо всем, что происходит в городе, достойное внимания. Не имея возможности общаться с ним на человеческом языке, я тем не менее получала всю информацию настолько полно, насколько это только возможно. Кса-рдон ментально передавал свои мысли и эмоции, показывая увиденное им так, словно это я была участницей событий. Судя по увиденному мною сегодня, среди горожан царило угнетенное настроение, не располагающее к веселью, а сам город оплетали невидимые простому взгляду следы магического вмешательства.
— Проша, что же это такое происходит? Неужели наши маги не видят, что творится в городе? Почему никто не предпринимает никаких мер? — Я не могла взять в толк, как такое возможно.
В этот момент кса-рдон немного подправил картинку, и я увидела город так, как его видят обычные горожане, а следом за этим — тот же город, только в магическом диапазоне. Оказывается, то, что он показал мне в самом начале, — это видение города самим кса-рдоном, и не каждый маг способен заметить такое тонкое магическое воздействие. Мне захотелось проверить, сумею ли я самостоятельно обнаружить следы чужой магии, но как выбраться за пределы Академии, я не знала. Перед экзаменами всем студентам было запрещено выходить в город. Считалось, что это может отвлечь нас от нормальной подготовки и добросовестного штудирования учебников. Уловив мое желание прогуляться, Прошка с готовностью лег на пол, приглашая расположиться на нем верхом. Сняв с шеи медальон и оставив его на письменном столе, я взгромоздилась на этого огромного кошака, вцепившись руками в густой меховой загривок. Минута, и в глазах у меня замелькали какие-то искорки, а легкое головокружение сменилось небольшим приступом тошноты. Впрочем, все эти неприятные ощущения моментально исчезли, стоило мне осознать, что я уже нахожусь по ту сторону высокой стены, по всему периметру окружающей Академию.
— Прошка, да ты просто молодец! — похвалила я довольного своей сообразительностью кса-рдона. То, что я могу вот так запросто покинуть Академию, мне раньше и в голову не приходило, потому как телепортироваться самостоятельно я не умела (да и мало кто из магов умел, настолько сложным было это дело), и на уроках, естественно, мы этого не проходили. А о том, что можно переместиться в паре с кем-то, я даже никогда и не слышала (настройки у каждого живого существа были строго индивидуальными).