Хранительница тайн
Шрифт:
– Оно и видно, как ты загружена, – улыбнулся Джимми, но Долли не ответила на улыбку.
Она заглянула через его плечо в зал: миссис Уоддингем сплетничала с товарками, Вивьен нигде не было, однако рисковать не стоило.
– Иди один, я догоню, – сказала она тихо.
– Лучше подожду, посмотрю, как моя девочка трудится.
Он наклонился над столом, собираясь ее поцеловать, но Долли отпрянула.
– Я на работе, – сказала она, оправдываясь. – На мне форма, так нельзя.
Джимми не слишком убедила ее внезапная приверженность протоколу, и Долли пришлось пойти на попятную:
– Ладно, поешь пока супу, а я закончу тут,
– Согласен.
Она смотрела ему в спину и выдохнула, только когда Джимми нашел место за столом в другом конце зала. От волнения кончики пальцев покалывало. Чего ради он сюда притащился, ведь они договорились встретиться в закусочной? Окажись Вивьен здесь, Долли была бы вынуждена их представить, и тогда унижения не избежать.
Джимми отлично справился со своей ролью в «Клубе 400», однако здесь, в обычной одежде, грязный и потрепанный после ночной работы… Долли вздрогнула. Что скажет Вивьен, когда узнает, что Джимми – ее парень? Не говоря уже о леди Гвендолен!
До сих пор – и это стоило немалых трудов – ей удавалось скрывать Джимми от них обеих. Равно как и не слишком докучать Джимми рассказами о жизни в роскошном особняке на Кемпден-гроув. Но как быть, если он и дальше будет действовать ей наперекор? Долли пошевелила ступнями в узких туфельках и задумчиво пожевала губу. Ему не объяснишь – Джимми просто не поймет, – что на самом деле она просто щадит его чувства.
В отличие от нее Джимми был чужим здесь, в столовой, и в доме на Кемпден-гроув. Чужим в ночном клубе, за алым канатом.
Долли смотрела, как Джимми ест суп. Им было хорошо в клубе той ночью. И после, в ее комнате. Но людям, которые стали частью ее новой жизни, лучше про такое не знать. Ни Вивьен, ни, упаси боже, леди Гвендолен! Страшно подумать, что будет, если старая дама услышит про Джимми. Нет, нет, ни в коем случае! Она не переживет мысли о том, что может потерять Долли, как некогда потеряла сестру…
С тяжелым вздохом Долли отправилась за пальто. Ей предстояло втолковать Джимми, что для них обоих будет лучше повременить, спустить все на тормозах. Ему это не понравится, он ненавидит притворство. Джимми из тех прямолинейных людей, которые не признают компромиссов. Но придется ему уступить.
Пальто с вешалки Долли снимала уже почти в хорошем настроении, однако тут вошла миссис Уоддингем и снова все испортила.
– Уже уходите? – фыркнула та и, не дождавшись ответа, поморщилась. – Чем это тут пахнет? Неужели табачным дымом?
Джимми сунул руку в карман брюк. Она была там, как и двадцать минут назад. Черная бархатная коробочка. Чем скорей он наденет кольцо на палец Долли, тем лучше. Джимми сотни раз прокручивал эту сцену в голове, однако волнение не уходило. Все должно пройти по высшему разряду. После горя и страданий, которые ему довелось повидать, Джимми не придавал значения таким вещам, но Долли придавала, а значит, он в лепешку расшибется, чтобы сделать все идеально.
Он хотел заказать столик в одном из тех шикарных ресторанов, которыми грезила Долли, вроде «Ритца» или «Клариджа», но мест нигде не было: ни уговоры, ни мольбы не помогали. Поначалу Джимми расстроился, в который раз пожалев, что не богат и недостаточно респектабелен, затем решил, что оно и к лучшему: среди тамошней публики он будет чувствовать себя не в своей тарелке, да и тошно кого-то из себя корчить. В любом
16
Запеченное блюдо из картошки, моркови, брюквы, овсянки и лука, названное в честь лорда Вултона (1883–1964), министра продовольствия Британии в 1940 году.
Джимми посмотрел в сторону раздаточного стола, однако Долли там не было. Наверняка прихорашивается или красит губы. Девушки воображают, будто от этого они становятся привлекательнее, но его Долли не нужны наряды и яркая помада. Они лишь искажают ее суть, ее искренность и ранимость. Джимми любил Долли такой, какая есть, со всеми недостатками и несовершенствами, которые тоже были частью ее.
Джимми задумчиво почесал плечо. Почему она повела себя так странно, когда он вошел? Очевидно, он напугал ее, неожиданно окликнув из-за стола, когда она блаженствовала в одиночестве с сигаретой. Долли не любит, когда ее застают врасплох. Она самая отчаянная девушка на свете, самая храбрая, но в тот момент Джимми показалось, будто она что-то скрывает. Долли выглядела незнакомкой, словно той ночью с ним танцевала, а потом взяла его за руку и отвела к себе совсем другая девушка.
Может быть, она что-то от него прятала? Джимми вытащил сигарету из пачки. Сюрприз, подарок, который ждал своего часа? Может быть, вспомнила ночь, которую они провели вместе, и тогда ее смущение, ее неловкость легко понять. Джимми чиркнул спичкой и глубоко затянулся. Кто ее знает, но если это не часть ее игр с переодеваниями (только не сегодня, господи, только не сегодня!), то он стерпит.
Джимми сунул руку в карман и покачал головой: коробочка лежала там же, где и две минуты назад. Это просто смешно, нужно чем-то себя занять, пока он не наденет эту чертову штуку на пальчик Долли. Джимми не захватил с собой книгу, поэтому открыл черную папку, где лежали отпечатанные фотографии. У него не было привычки таскать ее с собой, но сегодня он встречался с издателем и не успел заскочить домой.
Он смотрел на одну из последних фотографий, которую сделал в Чипсайде в субботу ночью. Девочка лет четырех-пяти стояла перед входом в благотворительную церковную столовую. Вся ее семья погибла во время налета, и девочка оказалась на улице раздетая, а у Армии спасения не нашлось вещей нужного размера. На ней были гигантские шаровары, мешковатая кофта и ботинки для чечетки. Удивительные красные ботинки страшно нравились девочке; она, словно Ширли Темпл, выстукивала ими ритм, а женщины из столовой, искавшие для малышки галеты, поминутно выглядывали на улицу, словно надеялись, что кто-нибудь из родных девочки чудом уцелел и сейчас за нею придет.
Джимми много снимал людей, мужественно переносящих военные тяготы. Только на этой неделе он побывал в Бристоле, Портсмуте и Госпорте, но было что-то в этой маленькой девочке – он даже не знал имени малышки, – мешавшее ее забыть. Джимми и не хотел забывать. Какое безмятежное личико, а ведь недавно в ее маленькой жизни случилась самая страшная детская трагедия, какую только можно вообразить. Джимми, который до сих пор, не признаваясь в этом себе, искал мать среди жертв бомбежек, ее понимал.