Хранительница тайн
Шрифт:
– Он нашел меня, Лорел… он никогда не прекращал поисков.
– Из-за того, что ты сделала во время войны?
– Да.
– Но что, мам? Что ты сделала?
Дверь отворилась, и сестра Рэтчед вкатила в палату стол на колесиках.
– Завтрак прибыл! – протрубила она, наполнила пластиковый стаканчик тепловатым чаем и проверила, есть ли в графине вода. – Как только закончите, звоните, я помогу вам с туалетом.
Напоследок оглядев стол – все ли на месте, – сестра Рэтчед спросила:
– Больше
Дороти совсем обессилела и лишь тревожно смотрела на медсестру.
Та широко улыбнулась, нагнулась к больной и повторила:
– Больше ничего, дорогая?
– Ах да. – Дороти смущенно улыбнулась. – Я хотела бы поговорить с доктором Руфусом…
– Руфусом? Вы говорите о докторе Коттере?
На бледном лице Дороти отразилось замешательство.
– Да, конечно, с доктором Коттером.
Сестра обещала позвать доктора, обернулась, постучала пальцем по лбу и значительно посмотрела на Лорел. Пока она обходила палату, скрипя подошвами мягких тапочек, Лорел боролась с искушением задушить сестру Рэтчед ремнем от собственной сумки.
Казалось, сестра застряла в палате надолго: она неспешно собирала грязные чашки, делала пометки в листе назначений, рассуждала о погоде. Когда дверь за ней закрылась, Лорел дошла до крайней степени нетерпения.
– Мам? – спросила она, резче, чем хотела.
Дороти Николсон с безмятежным выражением смотрела на дочь. Какая бы мысль ни тревожила мать до того, как их перебили, теперь она ушла – туда, куда уходят старые тайны. Лорел снова терпела поражение. Она сделала еще одну попытку:
– Почему тот мужчина пришел к нам? Его приход связан с Вивьен? Скажи мне, прошу тебя!
На старом любимом лице было написано недоумение.
– Ты что-то сказала, Лорел? – Дороти озабоченно улыбнулась.
Собрав терпение в кулак – завтра придется начать все сначала, – Лорел улыбнулась в ответ.
– Помочь тебе с завтраком, мам?
Дороти ела как птичка. За последние полчаса она очень ослабела, и Лорел с новой силой ощутила, что мама тает на глазах.
– Хочешь, я тебя причешу?
Тень улыбки пробежала по губам Дороти.
– Моя мама часто меня причесывала.
– Правда?
– Я дулась – хотелось быть самостоятельной, – но мне нравилось.
Улыбнувшись, Лорел достала старинную щетку и нежно провела по одуванчиковому пушку на голове матери, пытаясь представить ее девочкой. Бойкая и живая, порой непослушная. Перед ее обаянием было трудно устоять, поэтому маленькой проказнице многое прощалось. Лорел никогда не узнает, что произошло на самом деле, если Дороти ей не расскажет.
Сквозь веки матери, тонкие, словно папиросная бумага, просвечивали жилки. Жилки подергивались, когда во тьме мелькали
– Пока, мам, – прошептала она, – я вернусь завтра утром.
Лорел на цыпочках двинулась к двери, прижав сумку к груди и стараясь не скрипнуть половицей, когда вслед ей донесся сонный голос:
– Этот юноша.
Лорел удивленно обернулась. Глаза матери по-прежнему были закрыты.
– Этот юноша, Лорел.
– Какой юноша?
– Тот, с которым ты гуляешь, Билли. – Дороти лукаво погрозила Лорел худеньким пальчиком. – Думаешь, я слепая? Думаешь, я никогда не была молодой? И не знаю, как бывает, когда тебе нравится красивый парень?
Лорел поняла, что сейчас Дороти находится не в больничной палате, а на ферме «Зеленый лог». Ее пробила дрожь.
– Ты меня слушаешь, Лорел?
– Да, мамочка, – справившись с голосом, выдавила Лорел, впервые за долгие годы так назвав мать.
– Если он предложит, выходи за него. Конечно, если ты его любишь. Ты поняла, Лорел?
Лорел кивнула. Ее бросило в жар.
Медсестра говорила, что в последние дни мамин разум блуждает, словно тюнер радиоприемника в поисках нужной станции, но что заставило Дороти вспомнить давний мимолетный роман Лорел?
Губы Дороти зашевелились, затем раздались тихие слова:
– Я сделала так много ошибок… – По бледным щекам текли слезы. – Выходи замуж только по любви, Лорел. Только по любви.
Лорел добежала до туалета, открыла кран, набрала пригоршню воды, плеснула в лицо и оперлась руками о край раковины. Крохотные трещинки возле сливного отверстия расплывались перед глазами. Лорел закрыла глаза. Стук сердца отдавался в ушах.
Потрясало не то, что спустя полвека к ней снова обращались как к девочке-подростку, и не воскрешение забытого юноши и волнений первой любви, а настойчивость, с какой Дороти с высоты собственного опыта предостерегала юную дочь от ошибок, которые сама когда-то совершила.
Но этого просто не может быть! Ее мать обожала мужа – в этом Лорел была уверена так же твердо, как в собственном имени. Они прожили вместе пятьдесят пять лет, до самой папиной смерти, и ничто не омрачало гармонии их отношений. Если Дороти вышла замуж не по любви, если все эти годы она сожалела о принятом решении, значит, она была выдающейся притворщицей. Никому не под силу такой обман. Нет, глупости. Лорел сотни раз слышала историю любви своих родителей, видела, как мама смотрела на отца, когда он рассказывал, как в первую же секунду понял, что им суждено быть вместе.