Хранительница. Памятью проклятые
Шрифт:
Женщина скрылась за поворотом, и я продолжила свой путь к метро. Чтобы, проехав две станции, пересесть на другую ветку, выстоять еще семь станций, так как по утрам сидячих мест не было в принципе, и попасть-таки в родной, сидевший уже в печенках университет.
Таисия Карбековна не отвечала на телефонные звонки уже неделю, и это было странно. Настолько странно, что я даже не поленилась лично съездить в деканат и узнать, что с ней случилось. Я ждала ее звонка, отсылая презентацию на утверждение, но так и не дождалась, потому позвонила сама… вот только трубку
Ворвавшись в гулкое, просторное помещение, холодное, состоящее из плит, камня и дерева, я привычно замерла на мгновение, впитывая в себя этот краткий миг прохладного, молчаливого величия. Сейчас шли занятия, и здание факультета будто вымерло, только знакомая, вечно сонная женщина, притаившаяся за стеклом своего наблюдательного пункта, дремала на стуле, сторожа ключи от аудиторий.
Вдохнув полной грудью привычный запах знаний и готовящегося обеда, я поспешила на второй этаж, в деканат.
Дверь деканата, как всегда, была открыта, секретарь — моложавая женщина сорока лет — сидела за компьютером, что-то увлеченно на нем выщелкивая.
Уже привычно постучав по косяку, я изобразила на лице запредельную радость от встречи… которая продержалась не больше минуты: сложно продолжать улыбаться, когда тебе совершенно искренне и с полной верой в свои слова заявляют невозможное:
— У нас никогда не работала никакая Таисия Карбековна, — секретарша, имени которой за все четыре года я так и не смогла запомнить, не врала, уж что-что, а ложь почувствовать я бы смогла, знаний и сил для этого было достаточно, — ты что-то путаешь.
— Но… кто же тогда мой руководитель?
После недолгой битвы с компьютером нужный файл с перечнем дипломников и их руководителей был найден, а мне совершенно спокойно сообщили:
— Тарсук Екатерина Евгеньевна.
Это была неправда, я это точно знала, но покорно пробормотала:
— Спасибо.
Из кабинета я вылетела, забыв попрощаться. Слишком спешила, мне срочно нужно было на первый этаж. К стендам.
Я точно помнила, что Таисия Карбековна отличилась в прошлом году на какой-то конференции и теперь красовалась на одном из стендов, как почетный преподаватель университета. Вернее, красовалась раньше. Сегодня место, которое гордо занимала ее фотография, пустовало.
Рука сама собой потянулась к телефону.
Глеб ответил почти сразу:
— Да.
— Как зовут моего дипломного руководителя?
— Что? — не понял он.
— Имя! — нервно рявкнула я. Мне было важно это услышать, ведь если он сейчас назовет нужное имя, значит, я нормальная. Крыша у меня не поехала, и что-то странное творится в университете, а не в моей голове.
— Екатерина Евгеньевна, — и голос его прозвучал зловеще, — а теперь, может, ты объяснишь, что случилось?
— Мне бы кто объяснил. — Не в силах отвести взгляд от пустого места в ряду знакомых фотографий, я тихо попросила, с едва теплящейся надеждой: — Слушай, на столе в моей
Глеб тяжело вздохнул, кажется, даже собирался немного поворчать, но не стал. Слишком жалобный был у меня голос, и слишком дурацкой казалась просьба. В нашем безумном мире о таком просто так не просят…
Я слушала дыхание в трубке, пока он искал диплом, пока листал страницы, и до боли сжимала скрещенные пальцы. Ну пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
— Екатерина Евгеньевна, — раздалось в трубке невозможное.
— Ты уверен?
Вместо ответа недолгая, но крайне раздраженная тишина и подозрительное:
— Лесь, может ты уже объяснишь, что происходит?
— Кажется, я кукушенькой тронулась.
— Что?
— Крыша у меня поехала, говорю, — вышло резко и даже истерично. Но меня можно было понять: я в шоке, я на взводе, я совсем не понимаю, что происходит. Екатерина Евгеньевна не могла быть моей руководительницей! Не потому, что такой преподавательницы в университете не значилось. Была такая, вела словесность и даже как-то заменяла нашего преподавателя. Она не могла быть моей руководительницей, потому что ею была Таисия Карбековна.
Я хорошо помнила, как Таисия Карбековна со своей профессиональной раздраженностью в хорошо поставленном голосе ругалась со мной из-за темы диплома, как доводила до бешенства своими придирками, как позвонила совсем недавно, всего-то на позапрошлой неделе и отменила нашу встречу, сославшись на болезнь… а что у нас было с Екатериной Евгеньевной?
Что происходит? Какие таблеточки мне теперь надо пить? И какой доктор мне поможет?
— Лесь?
— Забери меня, пожалуйста. Я что-то боюсь одна домой возвращаться. — Вдруг меня опять накроет, и я вспомню что-нибудь не то, и перепутаю адреса? Куда я тогда приду? В чей дом?
— Буду через двадцать минут, — быстро сказал он, отключаясь.
Я его ждала, отгоняя панические мысли, что и Глеба я могу не узнать. Вот приедет сейчас за мной совсем незнакомый парень…
Обошлось.
Черный Ниссан, подъехавший спустя пятнадцать минут, был мне хорошо знаком, как и выскочивший из него водитель. И куртка, и едва заметный шрам, и смешной белобрысый хвостик…
Облегченно выдохнув, я сама бросилась к нему, врезалась с разбега, сжала на секундочку в объятиях и тут же отшатнулась.
С Глеба бы сталось какую-нибудь гадость сказать по случаю незапланированных обнимашек. Но он меня удивил: не стал язвить, удержал за плечи, не позволяя сильно отстраниться, внимательно вглядываясь в мое лицо. Наверное, впервые за все время, что мы знакомы, я заметила в его взгляде тревогу.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
— А что тут рассказывать? У меня, кажется, появился воображаемый друг.
Он напрягся:
— Тебя беспокоят какие-то голоса?
— Что? Нет! Нет-нет-нет. Никаких голосов, не переживай.