Хрестоматия по чтению: 2 класс: без сокращений

Коллектив авторов

Дальше пошёл Геракл и пришёл в Египет. Там, утомлённый длинным путём, уснул он в тени небольшой рощи на берегу Нила. Увидал спящего Геракла царь Египта, сын Посейдона и дочери Эпафа Лисианассы, Бусирис, и велел связать спящего героя. Он хотел принести Геракла в жертву отцу его Зевсу. Девять лет был неурожай в Египте; предсказал пришедший с Кипра прорицатель Фрасий, что прекратится неурожай только в том случае, если будет Бусирис ежегодно приносить в жертву Зевсу чужеземца. Бусирис велел схватить прорицателя Фрасия и первым принёс его в жертву. С тех пор жестокий царь приносил в жертву громовержцу всех чужеземцев, которые приходили в Египет. Привели к жертвеннику и Геракла, но разорвал великий герой верёвки, которыми он был связан, и убил у жертвенника самого Бусириса и сына его Амфидаманта. Так был наказан жестокий царь Египта.

Много ещё пришлось встретить Гераклу на пути своём опасностей, пока достиг он края земли, где стоял великий титан Атлас. С изумлением смотрел герой на могучего титана, державшего на своих широких плечах весь небесный свод.

– О, великий титан Атлас! – обратился к нему Геракл. – Я – сын Зевса, Геракл.

Меня прислал к тебе Эврисфей, царь богатых золотом Микен. Эврисфей повелел мне достать у тебя три золотых яблока с золотого дерева в садах Гесперид.

– Я дам тебе три яблока, сын Зевса, – ответил Атлас, – ты же, пока я буду ходить за ними, должен встать на моё место и держать на плечах своих небесный свод.

Геракл согласился. Он встал на место Атласа. Невероятная тяжесть опустилась на плечи сына Зевса. Он напряг все свои силы и удержал небесный свод. Страшно давила тяжесть на могучие плечи Геракла. Он согнулся под тяжестью неба, его мускулы вздулись, как горы, пот покрыл всё его тело от напряжения, но нечеловеческие силы и помощь богини Афины дали ему возможность держать небесный свод до тех пор, пока не вернулся Атлас с тремя золотыми яблоками. Вернувшись, Атлас сказал герою:

– Вот три яблока, Геракл; если хочешь, я сам отнесу их в Микены, а ты подержи до моего возвращения небесный свод; потом я встану опять на твоё место.

Геракл понял хитрость Атласа, он понял, что хочет титан совсем освободиться от своего тяжёлого труда, и против хитрости применил хитрость.

– Хорошо, Атлас, я согласен! – ответил Геракл. – Только позволь мне прежде сделать себе подушку, я положу её на плечи, чтобы не давил их так ужасно небесный свод.

Атлас встал опять на своё место и взвалил на плечи тяжесть неба. Геракл же поднял лук свой и колчан со стрелами, взял свою палицу и золотые яблоки и сказал:

– Прощай, Атлас! Я держал свод неба, пока ты ходил за яблоками Гесперид, вечно же нести на плечах своих всю тяжесть неба я не хочу.

С этими словами Геракл ушёл от титана, и снова пришлось Атласу держать, как и прежде, на могучих плечах своих небесный свод. Геракл же вернулся к Эврисфею и отдал ему золотые яблоки. Эврисфей подарил их Гераклу, а он подарил яблоки своей покровительнице, великой дочери Зевса Афине-Палладе. Афина вернула яблоки Гесперидам, чтобы вечно оставались они в садах.

После своего двенадцатого подвига Геракл освободился от службы у Эврисфея. Теперь он мог вернуться в семивратные Фивы. Но недолго оставался там сын Зевса. Ждали его новые подвиги. Он отдал жену свою Мегару в жёны другу своему Иолаю, а сам ушёл опять в Тиринф.

Но не одни победы ждали его, ждали Геракла и тяжкие беды, так как по-прежнему преследовала его великая богиня Гера.

И.А. Крылов

Басни

Ворона и Лисица

Уж сколько раз твердили миру, Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок, И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Вороне где-то бог послал кусочек сыру; На ель Ворона взгромоздясь, Позавтракать-было совсем уж собралась, Да позадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду, Лиса близёхонько бежала; Вдруг сырный дух Лису остановил: Лисица видит сыр, — Лисицу сыр пленил, Плутовка к дереву на цыпочках подходит; Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит, И говорит так сладко, чуть дыша: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так, право, сказки! Какие пёрышки! какой носок! И верно ангельский быть должен голосок! Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица, При красоте такой, и петь ты мастерица, Ведь ты б у нас была царь-птица!» Вещуньина с похвал вскружилась голова, От радости в зобу дыханье сперло, — И на приветливы Лисицыны слова Ворона каркнула во всё воронье горло: Сыр выпал – с ним была плутовка такова.

Квартет

Проказница-Мартышка, Осёл, Козёл Да косолапый Мишка Затеяли сыграть Квартет. Достали нот, баса, альта, две скрипки И сели на лужок под липки, — Пленять своим искусством свет. Ударили в смычки, дерут, а толку нет. «Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка. – Погодите! Как музыке идти? Ведь вы не так сидите. Ты с басом, Мишенька, садись против альта, Я, прима, сяду против вторы 24 ; Тогда пойдёт уж музыка не та: У нас запляшут лес и горы!» Расселись, начали Квартет; Он

всё-таки на лад нейдёт. «Постойте ж, я сыскал секрет, — Кричит Осел, – мы, верно, уж поладим, Коль рядом сядем». Послушались Осла: уселись чинно в ряд, А всё-таки Квартет нейдёт на лад. Вот, пуще прежнего, пошли у них разборы И споры, Кому и как сидеть. Случилось Соловью на шум их прилететь. Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье: «Пожалуй, – говорят, — возьми на час терпенье, Чтобы Квартет в порядок наш привесть: И ноты есть у нас, и инструменты есть: Скажи лишь, как нам сесть!» — «Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье И уши ваших понежней, — Им отвечает Соловей. — А вы, друзья, как ни садитесь, Все в музыканты не годитесь».

24

Прима – первая скрипка в оркестре, втора – вторая скрипка.

Свинья под Дубом

Свинья под Дубом вековым Наелась желудей досыта, до отвала; Наевшись, выспалась под ним; Потом, глаза продравши, встала И рылом подрывать у Дуба корни стала. «Ведь это дереву вредит, — Ей с Дубу Ворон говорит, — Коль корни обнажишь, оно засохнуть может». «Пусть сохнет, – говорит Свинья, — Ничуть меня то не тревожит, В нём проку мало вижу я; Хоть век его не будь, ничуть не пожалею; Лишь были б желуди: ведь я от них жирею». «Неблагодарная! – промолвил Дуб ей тут, — Когда бы вверх могла поднять ты рыло, Тебе бы видно было, Что эти жёлуди на мне растут». Невежда так же в ослепленье Бранит науку и ученье И все учёные труды, Не чувствуя, что он вкушает их плоды.

Волк на псарне

Волк ночью, думая залезть в овчарню, Попал на псарню. Поднялся вдруг весь псарный двор. Почуя серого так близко забияку, Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку; Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!» — И вмиг ворота на запор; В минуту псарня стала адом. Бегут: иной с дубьём, Иной с ружьём. «Огня! – кричат, – огня!» Пришли с огнём. Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом. Зубами щёлкая и ощетиня шерсть, Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть; Но, видя то, что тут не перед стадом И что приходит, наконец, Ему рассчесться за овец, — Пустился мой хитрец В переговоры И начал так: «Друзья! К чему весь этот шум? Я, ваш старинный сват и кум, Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры; Забудем прошлое, уставим общий лад! А я, не только впредь не трону здешних стад, Но сам за них с другими грызться рад И волчьей клятвой утверждаю, Что я…» – «Послушай-ка, сосед,— Тут ловчий перервал в ответ, — Ты сер, а я, приятель, сед, И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой». И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

Чиж и Голубь

Чижа захлопнула злодейка-западня: Бедняжка в ней и рвался, и метался, А Голубь молодой над ним же издевался. «Не стыдно ль, – говорит, – средь бела дня Попался! Не провели бы так меня: За это я ручаюсь смело». Ан смотришь, тут же сам запутался в силок. И дело! Вперёд чужой беде не смейся, Голубок.