Христианская духовность в католической традиции
Шрифт:
СРЕДНЕВЕКОВОЕ БЛАГОЧЕСТИЕ
В предисловии к Правилу Граммона (Grandmont был основан св. Стефаном Мюреским /+1124/) утверждалось, что есть одно правило веры и спасения — Евангелие. Все же остальные правила, будь то Правило св. Бенедикта или св. Августина, являются только всего лишь парафразами евангельского учения. [273] Однако чтение и знание Нового Завета не были исключительно монашеской прерогативой; острый интерес к Писанию наблюдался в двенадцатом веке и у мирян.
273
Ср. J. Leclercq, F. Vandenbroucke, L. Bouyer, The Spirituality of the Middle Ages, Burns & Gates, London, 1968, pp 142–144; L. Genicot, La SpiritualiteMedievale, Paris, 1958, pp. 43–44.
В частности, группа мирян из Меца перевела на родной язык четыре Евангелия, Послания св. Павла и Псалмы. Кроме того, собираясь вместе, они обсуждали и толковали различные
274
Ср. J. D. Mansi, Conciliorum Nova et Amplissima Collectio, Austria, 1961, Vol. 23, pp. 197 and 329; J. F. Rivera Recio, "Espiritualidad Popular Medieval" в Historia de la Espiritualidad, ed. B. J. Duque-L. S. Balust, Juan Flors, Barcelona, 1969, Vol. I, p. 633.
Интерес к чтению и обсуждению Евангелия, а также призыв к Крестовым походам для освобождения Святой Земли, естественно, в значительной мере способствовали формированию еще одной важной особенности средневекового благочестия: почитания святого человечества Христа. Некоторые историки утверждают, что этот культ был введен св. Бернардом и распространен св. Франциском Ассизским, однако на самом деле этот вид почитания существовал в Церкви уже с ранних времен. [275] Получил же широкое распространение он действительно в двенадцатом веке, а под влиянием охватившего весь мир интереса к Крестовым походам и Святой Земле верующие все более стали сосредоточивать этот культ на различных событиях или "тайнах" жизни Христа и на орудиях Его страдания и смерти.
275
Ср. К. Richstatter, Christusfrommigkeit in Hirer historischen Entfaltung, Cologne, 1949.
Внимание верующих было особенно направлено на глубину Христовых страданий и действительно было поглощено этим аспектом. В последующие века мистики, такие как св. Бригитта, описывали страдания Христа в мельчайших подробностях. В произведениях искусства, отражающих или олицетворяющих этот культ верующих, распятия стали изображаться более реалистично и с акцентом на предсмертных муках Христа. Например, вместо изображения ног Христа, по отдельности пригвожденных к кресту, их стали изображать пронзенными одним гвоздем, что помогало художнику или скульптору максимально экспрессивно выразить страдания распятого Христа. [276]
276
Обычно ссылаются на E. Male, L'art religieux du XII siиcle en France, Paris, 1922; ср. также E. de Bruyne, L'esthetique au moyen age, Louvain, 1947.
Трактат второй половины двенадцатого века о таинстве исповедания содержит пассаж, в котором автор, Петр Блуаский, противопоставляет истинное почитание чистой эмоции:
Нет никакой заслуги в чувстве почитания, не вытекающем из чувства любви ко Христу. Многие герои трагедий, поэм и песен, мудрые, прославленные и сильные, вызывают нашу любовь… Актеры изображают муки, причиняемые испытаниями, страдания, вызванные несправедливостью… и зрители доходят до слез. Вас трогают эти выдумки. Когда же вы слышите благочестиво говорящего Христа и тоже испытываете волнение, есть ли это воистину любовь к Богу? Вы сострадаете Богу, но и — Artus! [LVI] В любом случае, ваши слезы напрасны, если вы не любите Бога и если слезы благочестия и покаяния берут начало не в источниках нашего Спасителя, то есть не наполнены верой, надеждой и любовью. [277]
LVI
искусство (лат.)
277
P. de Blois, Liber de confessione sacramentali, PL 207, 1088–1089.
Объектом большого почитания, как и культ святого человечества Иисуса, в этом веке стало также имя Иисуса — культ, несомненно в значительной степени распространившийся благодаря св. Бернарду. В это же время английский цистерцианец создал лирический гимн: Dulcis Jesu memoria. [278] В то же время увеличилось число праздников, посвященных Христовым "тайнам"; храмы и часовни все чаще посвящались какому-нибудь событию жизни Христа; художники создавали много иллюстрирующих "тайны" Христовы произведений в живописи, в скульптуре и в театральных постановках.
278
Авторство гимна ошибочно приписывали св. Бернарду. Ср. A. Wilmart, "Le 'jubilus' sur le nom de Jesus, dit de saint Bernard"
Следствием почитания Христа и веры в то, что единственным руководством христианской жизни является Евангелие, стало также подражание Христу, особенно же — подражание Его бедности. Многие проповедники и писатели настойчиво повторяли, что сам факт крещения обязывает христианина, даже если он не собирается стать монахом или клириком, отказаться от мира и от его роскоши. [279] Такое понимание привело к тому, что в глазах мирян наихудшим, наиболее вопиющим грехом духовенства и монашества была алчность, часто сопровождавшаяся блудом. [280] В то же время многие миряне старались жить, буквально следуя повелению Христа, призывавшего отказаться от всего имущества и последовать за Ним; они скорбели, зная, что многие епископы, священники и монахи поработились маммоне и живут одним интересом — интересом накопления колоссальных богатств. К сожалению, некоторые из тех самых людей, которые пытались жить, соблюдая евангельскую бедность при столкновении с алчностью и роскошью духовных лиц часто перебарщивали в своей ревностности и кончали ересью.
279
Gerboh of Reichersberg (1169), De aedificio Dei, PL 194 1302.
280
Первый и Второй Ватиканские Соборы (1123,1139, соотв.) приняли строгие законы о соблюдении целибата священниками и монахами. В это время был установлен обязательный целибат для всего духовенства в главных орденах латинской Церкви.
Похоже, нет оснований отрицать тот факт, что там, где в Церкви сохранялась обычная структура общин — епархии, приходы, монастыри, капитулы, братства, ортодоксальности ничто серьезно не угрожало. С другой стороны, везде, где верующие пытались от этой структуры отойти, им угрожала опасность утраты духовного равновесия и, в конечном счете, ортодоксальности. Люди часто увлекались "собственным истолкованием" Евангелия. Этим-то и объясняется сложная ситуация, сложившаяся в западном христианстве, обличаемом миром бедности и самим Евангелием с его идеалом абсолютной нищеты. С одной стороны, существовали мощные монашеские организации, в совершенстве сохранявшие ортодоксальность, на которые всегда были готовы напасть с обвинениями в измене Евангелию не входящие в них верующих. С другой стороны, существовала масса маленьких групп, по разным причинам желавших жить по Евангелию, соблюдая его во всей полноте, но они легко утопали в ереси. Отличаясь не вполне здоровым духом, они часто оказывались на виду, о чем свидетельствуют упоминания о них в документах того времени. [281]
281
J. Leclercq et ai., цит. соч., с.с. 260–261. О крайностях в соблюдении бедности см. с.с. 261–268.
Тесно связано с подражанием Христу и возрастающее почитание Святых Даров. До восьмого века христиане твердо верили, что месса — продолжение Тайной Вечери и что Христос истинно присутствует на престоле. Однако позднее, желая активизировать ревностность верующих, такие богословы, как Пасхазий Радберт, Эриугена, Ратрамний Корбийский и Флор Лионский, развернули дискуссию о Евхаристии. Богословствование на эту тему вылилось, в конце концов, в спор, главный предмет которого сотавило выдвинутое Беренгуером Турским учение, отрицавшее реальное присутствие Христа в Святых Дарах. Термин "пресуществление" был, похоже, введен в богословие Евхаристии именно в это время, возможно, епископом Хильдебертом Турским (+1133). Официально конец длительной полемике положил Четвертый Латеранский Собор, разработавший особые положения о мессе и причастии.
В этот период в чин Евхаристии было введено несколько изменений. Одно из самых знаменательных состояло в возношении Хостии после молитвы освящения. [282] Чашу стали поднимать позднее, оставляя ее накрытой покровцом. Очень быстро, однако, в подлинное почитание реального присутствия Христа были привнесены элементы почти идолопоклоннические. Месса по канону все еще совершалась в молчании, размышлении и в атмосфере таинственности, дабы вызвать максимально возможное благоговение. Несмотря на высокое благочестие народа, причащались верующие нечасто. Следствием этого стало постановление Четвертого Латеранского Собора об обязательном причащении хотя бы раз в год в пасхальное время. [283] Одна из причин такого редкого принятия Святых Тайн состояла в чрезвычайно благоговейном отношении людей к таинству Евхаристии; исповедь перед причащением считалась обязательной, даже если в ней не было особой потребности. Исповедь "по благочестию" становилась, таким образом, все более привычной.
282
Некоторые считают, что Хостию начали возносить в Париже в 1210 г.; другие утверждают, что это вошло в практику уже в начале двенадцатого века. Ср. J. Jungmann, The Mass of the Roman Rite, tr. F. A. Brunner, 2 vols., New York, N.Y, 1951–1952.
283
Denz. 437.