Христианский вызов

Кюнг Ганс

Там, где индивидуум или целые группы упускают из виду, что все хорошие вещи этого мира существуют ради человека, а не человек ради этих вещей, они молятся не единому истинному Богу, но многим ложным богам: мамоне, власти, сексу, работе, престижу, и предают человека во власть этим немилосердным богам. Они поддерживают разрушающую человечество динамику, в которой сегодня оказались наши экономические процессы. Они поддерживают бездумность, с которой экономику сегодня реализуют ценой завтрашнего дня. Они поддерживают бесчеловечный эгоизм, в рамках которого силы мировой экономики дают сегодня половине человечества слишком много, в то время как остальные получают слишком мало. Они распространяют в обществе благосостояния и потребления бесчеловечность, даже если они не понимают этого.

Однако

там, где индивидуум или целые группы твердо уверены, что хорошие вещи этого мира существуют ради человека, там они помогают очеловечивать неизбежное сегодня общество благосостояния и потребления. Там они созидают необходимую, но не связанную с определенным классом новую элиту, которая учит жить новой ценностной шкалой в этом обществе и в далекой перспективе может начать процесс переосмысления. В это новое время они делают возможными для себя и других независимость, высшую простоту, беззаботное превосходство, истинную свободу. К ним относится обетование, что всем нищим духом будет принадлежать Царство Небесное.

Свобода для служения

Иисус требует от своих учеников добровольного служения без порядка старшинства. Там, где индивидуум или группа идет по пути Иисуса Христа, не требуется несбыточного уничтожения всей субординации в обществе. Однако предлагается общее взаимное служение как новая возможность общественной жизни.

Задумаемся о проблемах воспитания: воспитательные программы, воспитательные методы, воспитательные цели и сами воспитатели сегодня оказались в серьезном кризисе. Воспитательные инстанции и те, кто ответствен за социализацию (семья, школа, университет, общежития и предприятия), а также воспитатели (отец, мать, учитель, инструктор, мастер) находятся иод массивным огнем критики и слышат в свой адрес резкие упреки слева и справа: слишком консервативны для одних и слишком прогрессивны для других, слишком политичны или аполитичны, слишком авторитарны или неавторитарны. Беспомощность и дезориентация растут. Мы можем лишь кратко указать на причины и условия, симптомы и результаты этого кризиса.

В семье: ускорившиеся социальные изменения приводят к тому, что родители не только стареют, но часто быстро теряют связь с изменившейся ситуацией. Критерии воспитания их детей уже не подходят. Следствием становится взаимное непонимание и незнание, глубокая неуверенность, которая часто влечет за собой ложное желание утвердиться и тем самым порождает катастрофические для детей и семьи конфликты авторитета.

В школе и университете: несоответствие между притязанием и реальностью, между часто далекой от жизни теорией и возросшими практическим ожиданиями и потребностями, ролевые конфликты между учениками и учителями, профессорами и студентами делают школу и университет политически–педагогическим предметом спора между всеми общественно релевантными группами и экспериментальным полем для все новых педагогически–дидактических проектов и учебных планов. Однако после эйфории планирования нередко возникает летаргия, после избыточной реорганизации — дезорганизация, после оптимизма будущего мира равных возможностей — неуверенность в будущем из?за все больших ограничений для учебы, после многих речей о бедственном положении образования и исчерпании последних образовательных резервов — образовательный избыток и «академический пролетариат».

А сами молодые люди? Среди всех этих конфликтов и противоречий в образовательной сфере они все больше реагируют апатией, равнодушием и пресыщением, довольно?таки часто оказываясь несостоятельными. Серьезно воспринимаемые обществом в качестве потребителей и выросшие как потребители в своем самосознании дома и в школе они часто чувствуют свою несамостоятельность и зависимость. Воспринимая идеи социального престижа — от взрослых и в школе, — они узнают, насколько двусмысленны критерии успеха, как часто их образование далеко от жизни и как ненадежны профессиональные шансы на будущее.

А взрослые? Добродетели воспитания, еще вчера абсолютные и бесспорные,

сегодня очевидно вышли из употребления: авторитет взрослых, послушание старшим, подчинение воле родителей, интегрирование в существующий порядок. Однако не только содержание и методы воспитания, но и вообще воспитание для некоторых спорно: тот, кто идентифицирует воспитание с чужеродным влиянием, манипуляцией, принуждением воли, впадает в другую крайность и пропагандирует антиавторитарное воспитание, абсолютное самоопределение, безграничную свободу; агрессия должна выражаться, разочарования — преодолеваться, инстинкты — удовлетворяться, конфликты — поощряться. Отношения переворачиваются: уже не подчинение молодежи воле старших, а подчинение требований старших требованиям и потребностям молодых.

Вырисовывается важная тенденция: ложное понимание авторитета с обеих сторон, страх и неуверенность в реакции на других людей создают атмосферу давления и противодавления, отказа или самоутверждения, усиления деструктивных стремлений, жестокости и агрессии. Школа перекладывает ответственность на семью и общество, общество — на школу и семью, семья — на общество и школу. Это замкнутый круг. Что же делать? И здесь лишь краткие мысли:

Христианская весть не дает детальных указаний, как лучше и эффективнее организовать школьную или профессиональную систему образования, как разрабатывать и осуществлять образовательные и воспитательные программы, решать проблемы образования, руководить образовательными организациями и воспитывать детей.

Однако христианская весть говорит нечто очень важное о позиции и отношении воспитателя к ребенку и ребенка к воспитателю, а также об обосновании своих обязательств, в том числе в разочарованиях и неудачах: в свете Иисуса воспитание никогда не должно осуществляться ради собственного престижа, авторитета, интереса, но всегда ради того, кто поручен мне. Образование тем самым существенным образом понимается не репрессивно, но как взаимное служение без порядка старшинства! Это означает: дети никогда не существуют просто ради воспитателя, однако и воспитатели никогда — просто ради детей; воспитатели никогда не должны эксплуатировать детей, но и дети — своих воспитателей; воспитатели никогда не должны авторитарно навязывать детям свою волю, однако и дети — антиавторитарно свою волю воспитателям. Взаимное служение без порядка старшинства в христианском духе означает для воспитателя необоснованный рационально и непоколебимый безусловный аванс доверия, доброты, дарования, любящей благосклонности. И во всем этом он ничему не даст сбить себя с толку.

Требование служения без порядка старшинства также не подразумевает нового законничества. Скорее это приглашение к обеим сторонам: служение со стороны воспитателей не должно пониматься как благочестивая маскировка авторитарной практики или же как слабость взрослых по отношению к детям. Дети также не должны понимать служение как приглашение эксплуатировать готовность взрослого служить как знак его слабости. Служение без порядка старшинства подразумевает взаимную открытость, готовность к обучению и исправлению.

Это мотивированное личностью Иисуса служение без порядка старшинства ставит под вопрос прагматизм воспитателей, которые реагируют только на желания, нужды, требования детей, но никогда не делают для них ничего большего, кроме исполнения своего долга. Оно ставит под вопрос закостеневший, удобный стиль жизни, который эти дети не могут нарушить далее заранее определенных рамок. Это служение ставит под вопрос широко признанный обществом морализм тех, кто хочет просто обязать детей подчиняться своим моральным представлениям и чувствует себя вправе отказаться от детей, которые не готовы принять это. Это служение также ставит под вопрос вроде бы разумный меркантильный дух тех, кто, по крайней мере молчаливо, увязывает свою работу для детей с условием, что он позже будут вознагражден, и кто еще удивляется, когда наталкивается на неприятие своего морализаторства.