Христианство и Философия
Шрифт:
— Что такое свобода воли?
— В чем смысл жизни?
— В чем смысл истории?
К важнейшим задачам философии относится четкое выражение в языке и систематическое обоснование некоторых общих принципов, которые люди обычно воспринимают в ходе своего индивидуального развития без критики, на веру… Примеры таких принципов: «Всякое событие имеет свою причину», или «Мир вне меня именно таков, каким я воспринимаю его — вижу, слышу, обоняю, осязаю и т. д.», или «Различные вещи построены из однотипных элементов» и т. п.
Философы анализируют эти принципы, совершенствуют их формулировки, изучают и уточняют сферы их применимости и т. д.
Характерной особенностью философии, отличающей ее
Вопрос, однако, не так прост, каким он может показаться на первый взгляд. Я убежден, что люди никогда не смогут отказаться от философствования. Точно также я убежден, что невозможно создание «единственно правильной» вечной философии. Иначе говоря, разнообразие взаимоисключающих философских позиций по одним и тем же вопросам неистребимо.
С чем же связана эта неистребимость? С тем, что философы очень разнообразны по своим жизненным позициям и по темпераменту, под которым я понимаю совокупность типичных способов реагирования того или иного человека на различные обстоятельства и события.
Люди имеют различные темпераменты, и философы, если можно так выразиться, «являются» представителями этих темпераментов.
«К чему вы это говорите? — могут спросить меня. — И физики различаются по темпераменту. Но физика, как наука, едина. Если философия — наука, то и в ней разнообразием темпераментов философов можно пренебречь».
В том-то и дело, что философия в существеннейшей степени — не наука, хотя и в ней, как и в настоящих науках, есть логически строгие доктрины.
Выдающийся британский философ Бертран Рассел говорил о философии так: «Философия представляет собой нечто промежуточное между богословием и наукой. Подобно богословию, она состоит в рассуждениях по поводу предметов, относительно которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым; но, подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения».
Это во многом правильная характеристика философии, хотя, на мой взгляд, утверждение, что в богословии недостижимо точное знание, вызывает сомнение, думаю, что оно все же достижимо в самых различных богословских доктринах. Можно также добавить, что философия по своей сути, пожалуй, ближе к художественной литературе, чем к науке. Поэтому неудивительно, что ряд великих произведений художественной литературы имеет глубокое философское содержание. (Вспомним хотя бы творения Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского.)
Таким образом философы зачастую не столько отображают мир, сколько выражают свою душу — содержание своей души…
Зачем или, лучше сказать, кому нужны философские доктрины? Думаю, что они в той или иной степени небезынтересны для всех людей, не чуждых духовных запросов. Кроме того, они являются жизненной необходимостью для определенного типа людей, который вряд ли можно определить точнее, чем «люди, склонные к философствованию». Людям этого типа философия помогает жить, справляться с жизненными трудностями, «охранять состояние душевного равновесия, избежать страха смерти,
Кстати сказать, разнообразие философских доктрин обеспечивает гибкость и разнообразие приемов философской психотерапии: одним в разрешении их проблем хорошо «помогает» Гегель, другим — Шопенгауэр, третьим — Рассел и т. д.
Но всякий вид лечения, всякий вид лекарства хорош в меру и лишь в тех случаях, когда он действительно применим для лечения той или иной болезни. Это замечание полностью применимо к философии как виду духовной терапии. Философия — целительница души, переусердствовав, может вводить душу в соблазн фарисейской самоуспокоенности. Этот соблазн проявляется и стремлении создавать так называемые «всеобъемлющие» философские системы. Это стремление, на мой взгляд, есть не что иное, как желание раз и навсегда получить в свое распоряжение некий «универсальный ответ» на все мировоззренческие вопросы, некую «универсальную отмычку» ко всем «замкам» мировоззренческих проблем. Осуществление этого стремления находит свое выражение в построении замкнутых, искусственных концептуальных миров, примерами которых являются мир саморазвивающейся абсолютной идеи Гегеля, а также мир саморазвивающейся материи Маркса и Энгельса.
Как правило, созидатели подобных «миров» претендуют на замещение своими «творениями» Божьего Откровения о мире, содержащегося в Библии.
Именно от таких философских доктрин предостерегает нас апостол Павел.
Обнаружив философию «по душе» и приняв ее в качестве фундамента своих взглядов на мир, мы отнюдь не гарантированы от соблазна поверить, как в некий Абсолют, как в Бога, в придуманный тем или иным философом искусственный понятийный мир. В определенном смысле любая философская доктрина, которая претендует на свою «абсолютность», есть не что иное, как идолопоклонство, утверждающее, что «нынешнее» понимание мира, нынешнее «укладывание» мира в ту или иную понятийную схему является абсолютным. Философия в этом случае превращается в сон помраченного разума, которому снится, что мир, например, — это не более чем гигантская машина, действующая по строгим законам классической механики.
Надо сказать, что люди — и философы-профессионалы не являются в данном случае исключением — склонны к абсолютизации «рамки» своего понимания мира. Эта абсолютизация и есть идолопоклонство.
Идолопоклонство можно охарактеризовать как недостаточность в восприятии мира, остановку в движении к Богу. Кстати, в специфическое идолопоклонство может впасть и та или иная богословская доктрина, если она начнет претендовать на собственную законченность и абсолютное совершенство в познании Бога.
Познание Бога потенциально бесконечно: мы всегда Можем сделать еще один шаг на пути к Богу… И мы должны делать этот шаг… Останавливаться нельзя!..
Хорошей иллюстрацией идеи потенциальной бесконечности процесса нашего приближения к Богу является высказывание одного из героев романа Ю. Карабчиевского «Жизнь Александра Зильбера». Он рассуждает так «Люди сидят внизу, на берегу моря, и не умеют подняться в гору — и Бог для них на горе. И это правда. Но проходят многие годы, быть может сотни или тысячи лет, и люди поднимаются на гору, и Бога там нет, потому что Он много выше… — в Космосе. Но люди полетят в Космос, и там будет то же самое. Потому что, — слушай, что я тебе скажу! — потому что Бог всегда над людьми, И как высоко ни поднимается человек, Бог останется на пятьсот лет пути выше!»