Хризалида

Малахиева-Мирович Варвара Григорьевна

Небо точно в перьях голубиных, В сизых недвижимых облаках, За пустынной сумрачной равниной Тусклым оком светится река. Меркнет, гаснет с каждою минутой Золото березовых вершин. Призраком таинственным и смутным Поздний путник вдаль идет. Один. Тонкий месяц серебристым рогом О печальной доле затрубил Тех, кто ночью потерял дорогу, Кто устал, кто выбился из сил. 28

сентября 1930

«Вершин сосновых шум…»

Вершин сосновых шум Суровых полон дум. Угрюмых облаков Тяжел свинцовый кров. Понуры и желты Последние листы. Под стаями ворон И хмур, и обнажен, И нем простор полей. Лишь дальних журавлей Доносится призыв, Протяжен и тосклив. И сердца вздох в ответ О том, что крыльев нет. 10 октября 1930, Перловка — Софрино

«Не стой на станции глухой…»

Не стой на станции глухой, Мой поезд. Промедленье Грозит назавтра нам лихой Бедой. Твое движенье На кручу нас перенесет Над пропастью бездонной. Но если ты замедлишь ход Перед мостом сожженным, Мы здесь, на этом берегу, Останемся, внимая Великой битвы дальний гул, Как эта ночь немая Мой слушает смятенный бред, Рождаемый тоскою. Спеши, на свете больше нет Покоя. 15 ноября 1930, Москва

«Осуетился падший ум…»

Осуетился падший ум, И жажду горнего познания Житейский приглушает шум И дольних образов мелькание. Ах, кто не хладен, не горяч, Смешается с дорожной пылью. Очнись, душа, и горько плачь И вымоли у Бога крылья. 18 января 1931, Москва

«Безнадежно далекий, прекрасный…»

Безнадежно далекий, прекрасный, Манящий напрасным зовом Райского счастья Край горизонта лесного. Ухожу, с тобой расставаясь, В казематно-душные стены, Где жизнь истомится живая В тесноте, в духоте бессменной. Сонный взор твой, подернутый мглою, Как будто о том жалеет, Что лазурное мое былое Грядущим стать не умеет. 16 сентября 1933

ИЗ КНИГИ «СТРАСТНАЯ СЕДМИЦА»

«Каплю меда сот Христовых…»

Каплю

меда сот Христовых В горьких дней моих напиток Влей мне, друг и брат крестовый, И грехов моих избыток Помоги зажечь пред Богом Покаянною свечою. Да пройдет в трезвеньи строгом Наше странствие земное. [1920]

«Долго ли ходить мне по мукам…»

Долго ли ходить мне по мукам, Богородица, мать сыра земля? Ты за что сковала мне руки, Затемнила мне свет в очах? Уведи меня новой тропою, Если солнца мне больше не знать. Под покровом твоим слепоту мою скрою, Богородица-мать. [1921]

«Двенадцать лет земных жила…»

Двенадцать лет земных жила Душа одним с тобой дыханьем, Все мысли, чувства и дела Крестя в огне богоисканья. Всё уже был, всё круче путь, Всё глубже бездны искушенья, И захотел ты отдохнуть, И отдых стал нам смертной сенью. Сорвавшись в пропасть, мы лежим, Уже вкушая сон могильный. Но мы не умерли. Мы спим, И Некто, благостный и сильный, Кто на Голгофе смерть попрал, Коснулся наших уст неслышно, И трепет в сердце пробежал, И грудь дыханьем новым дышит. [1921]

«Будут звоны колокольные…»

Будут звоны колокольные Мрак полночный колыхать. Будут люди богомольные В церкви свечи зажигать. Будет лозунгом таинственным Пробегать меж нами весть О спасении единственном: «Бог умерший их воскрес». Буду я от ликования Отщепенец в стороне. В скорби тяжкого сознания, Что воскрес Он по писанию — Но не в них. И не во мне. 31 марта 1923, Сергиев Посад

«В мою неубранную горницу…»

В мою неубранную горницу Благословенный входит Гость. Душа к нему навстречу клонится, Как в бурю никнущая трость. Но чем приветить мне Учителя? Угас светильника елей. И враг сломал в стенах обители Цветы священные лилей. Для тайной вечери Спасения Ни брашен нет, ни пития. И только нищее смирение Несет Ему душа моя. 6 апреля 1923, Сергиев Посад