Хризантема императрицы

Лесина Екатерина

Дарья Вацлавовна рассмеялась. Тихо хихикнул Милослав, прикрывая рот ладошкой, ехидно хмыкнул Вельский, и только следователь сохранил прежнюю невозмутимость.

– Конечно, не сомневались, ведь она уже получила квартиру, а значит, и остальное, по вашему разумению, должно было достаться ей. Но... но вы слишком осторожны, чтобы просто надеяться. Нет, вы еще раньше, когда только-только узнали о переговорах между Дарьей Вацлавовной и Софьей, решили действовать.

– Я? Эдик, о чем он говорит?

– Бредит,

мама, не волнуйся, – он ласково погладил шелковую лапку Эльжбеты Францевны.

– Вот и вышло, что две родственные души обрели друг друга. С одной стороны Евгения, которой понадобился новый муж, с другой – Эдик, искавший источник информации. За короткое время ему многое удалось узнать, во многом, благодаря Милославу с его увлечением... или извращением? Работая в маленькой гостинице, Милослав приходит к мысли, что, если поставить видеокамеры в номере, можно получить некоторую сумму денег за снимки. Просил немного, снимки возвращал, связывался лишь с приезжими, зарабатывал понемногу. Потом захотелось иного, так камеры появились в квартирах, а к ним – скромная домашняя видеотека.

Господи, какая мерзость! Значит, он подсматривал? И звонил тоже он? А Герман так спокойно говорит об этом? И Милослав слушает, не делает попыток оправдаться? Или ему совсем-совсем не стыдно?

– Конечно, отдельный вопрос, как они узнали...

– Женька нашла, – Милослав откинулся на спинку стула, заложил ногу за ногу и, качнув ботинком, важно произнес. – Случайно. А он вот под жильцов копал, вот и раскопал судимость... или бывшая моя протрепалась? Никогда не умела рот на замке держать.

– Итак, у нашей парочки имеется некий объем информации о жильцах, банка с сильнодействующим средством, часть которого уже изъяли, думаю, они догадывались с какой целью, и желание получить чужое имущество. Лелина смерть им на руку, ведь к данному преступлению оба формально непричастны, зато в создавшейся суматохе можно разыграть еще одно представление для публики. Так появляются букеты с хризантемами. Чья придумка?

– Понятия не имею, – лениво отозвался Эдик. – Это сугубо ваша фантазия.

– Ну, допустим, Евгении. Как и затея с топором и звонками. В общем-то тут у вас цели слегка разнились, вам было не важно, кто убьет старуху, вы ведь полагали, что завещание уже составлено. Или даже позаботились о его существовании? Это вероятнее всего. Женьке было не важно, кого убьет муж, главное, чтобы убил и сел, тогда она получила бы квартиру.

– Он ненормальный! – Шурочка, сидя, раскачивался и теребил бакенбарды. – Вы видите? Нет, вы видите, что он – ненормальный?! Придумывает, придумывает, а сам всех и убил...

Лена зажала уши. Господи, она больше не вынесет этого!

– Сядь! – рявкнул Герман. – И слушай. Да, они начали действовать, слишком рано, слишком суетливо, слишком вразнобой. Жадность, вот что вас подвело. Сначала

Евгения лишь хотела избавиться от мужа и получить квартиру. Потом – получить еще одну квартиру, ведь так заманчиво шантажировать Шурочку, он слабый и беспомощный, он совершил убийство и до жути боится, что кто-нибудь узнает об этом. Потом – устроиться в жизни, выйти замуж. Но этому мешала соперница. Да, Леночка, ты.

– Я?

– Ты. Если поначалу ты просто ей не понравилась, то позже появилась ревность. Ну и понимание, что у Эдуарда на будущее есть весьма конкретные планы, в которых самой Женьке места не отводилось. Отсюда и нападение в подъезде, бестолковое, но очень злое, и цветы, подброшенные в квартиру, и конфеты с лекарством, шаг до невозможности глупый и выдавший намерения Женьки ее соучастнику. Ты же рассказала про конфеты тогда, на вечере? Рассказала.

Вечер Леночка помнила не очень, чтобы хорошо. Скорее то, что она помнила, заставляло краснеть и отводить взгляд, и уж точно никоим образом не касалось злополучных конфет.

– Возник вопрос, что делать с Женькой. Нервной, импульсивной, неуправляемой и знающей слишком много? Ответ один – убрать. Полагаю, изначально была мысль свалить все на пребывающего в запое, а оттого не способного отвечать за собственные действия Аркадия, но помня о стоящих в квартире камерах, вы на всякий случай удаляете Милослава...

– А вам не кажется, что я не успел бы?

– Вполне себе успели. Вы ведь уже были, когда Евгения приехала, правда, она об этом не знала...

– Она звонила ему, – очнулся от раздумий Вельский. – Я слышал. Звонила и разговаривала. Потом... потом я разозлился.

Он густо покраснел, а Герман, кивнув, продолжил.

– Разговаривала. Из соседней квартиры. А потом столкнулась с тобой, испугалась и снова позвонила. Ну а вы поняли, что такой случай нельзя упустить, и жертва, и орудие убийства, и предполагаемый убийца – все сложилось как нельзя кстати. Вероятно, вы солгали, что находитесь неподалеку, приехали утешить и успокоить, и убили.

– Бред, – Эдичка поднялся и, подав руку Эльжбете Францевне, велел. – Идем мама, нам здесь больше нечего делать...

Герман не стал их задерживать, не попытался сделать это и Мирон Викентьевич, сидевший с видом задумчивым и усталым. Только пес у ног Вельского лениво зевнул, продемонстрировав черную пасть, белые клыки и длинный, розовый язык.

Неужели на этом все и закончится?

– Не волнуйся, милая моя, – мягко сказала Дарья Вацлавовна, прилаживая на ткань бледно-желтый, шелковый стебелек. – В этой жизни никогда и никому еще не сходила с рук подлость.

Было ли это деянием высших сил, решивших разом восстановить справедливость, либо же постарались силы земные, облеченные погонами и властью, но предсказание Дарьи Вацлавовны сбылось.