Хризантема императрицы

Лесина Екатерина

– И на многие годы в доме установился мир, правда, ввиду многих обстоятельств он был очень зыбким, но кто ж знал... К примеру, кто знал о бывшей супруге Милослава, которая вынуждена была взять на воспитание его внучатую племянницу Елену? Или вообще о родстве Милослава и Дарьи? Или о некоторых крайне неприятных, если не сказать, опасных моментах из далекого прошлого?

Имена-имена-имена, как их много, и за каждым человек стоит, история, прошлое, которое еще так недавно казалось обыкновенным и понятным, а на проверку вышло, что ничего-то понятного и обыкновенного в нем нет, что все Леночкины

воспоминания – лживы, а настоящие таковы, что лучше, если б их и вовсе не было.

А Герман отчего-то замолчал, задумался, точно вдруг потерял нить разговора. Прочие не торопят. И Леночка не будет, ей вообще неприятно здесь находиться, а уйти не может.

Мама всегда говорила, что Леночка бесхарактерная.

А мама, получается, что и не мама вовсе... странно все как, запутано.

– Прошу простить меня, но, кажется, я ошибся, начать нужно было не с Лели, а с того, как заселялся дом. Пятидесятые годы, где-то между послевоенной разрухой и будущим процветанием страны. Я не историк, не очень хорошо представляю, что и как там происходило, но факт, что дом, где прежде находился магазин, склад, кружок детского творчества и ателье по пошиву верхней одежды, отдали под заселение. Квартир было всего пять, семей въехало четыре.

– Мне мама рассказывала, – Вельский, наклонившись, потрепал пса по холке. Тот блаженно зажмурился. – Она на хлебокомбинате работала, дважды герой труда, и фронтовичка, и еще папа инвалид. Льготник.

– Тетя Клава была хорошим человеком, – заметила Дарья Вацлавовна. – Не могу сказать, что мы с ней дружили, но в свое время она мне помогала.

– Она всем помогала.

В Леночкином представлении у такого человека, как Вельский, не могло быть мамы-фронтовички, и героя труда, и хорошего человека. Она вообще не в состоянии была представить себе его маму, а потому и пытаться не стала.

– Итак, четыре семьи на пять квартир, в первой поселились Вельские, во второй – Федины, в третьей – Завадины, в четвертой – Васины, ну а пятая, самая большая из всех, долгое время стояла запертой, но в конце концов жильцы появились и в ней. Пятеро: муж, жена и трое детей.

Брат

Надо же, а он совершенно не помнил переезда. Ему казалось, что этот дом и квартира были всегда, что он появился на свет именно здесь, а потому и жить должен тоже здесь, и умереть, хотя о смерти Милослав старался не думать.

– Так случилось, что вскоре после переезда произошло некое событие, случайное, но изменившее многое.

– Мама погибла, – глухо ответила старуха. – Дождь был, очень сильный, и Милка все заснуть не мог, ныл и ныл. А мама не возвращалась, Сергей пугал, что вода поднимется и нас всех затопит. Потом пришел папа, включил свет и сказал, что мама погибла.

А он и этого не помнит.

– А чуть позже Анжела Федина стала женой Вацлава Скужацкого, и таким образом она, официально оставаясь прописанной в собственной квартире, фактически переселилась в пятую, посвятив себя воспитанию чужих детей. Ее примеру последовали Завадины, взявшие из приюта девочку Софью, ну а Клавдия Вельская, наплевав на все предрассудки, родила сама.

Было бы чем гордится. Вельский – натуральный урод, неудивительно,

если учесть, что мамаша его выродила, когда самой за сорок стукнуло. О да, он помнил эту старуху, толстую, наглую и вечно лезущую с советами и нотациями. Сестра-близнец Милославовой драгоценной тещеньки.

– Далее имеет смысл опустить лет этак пятнадцать, в течение которых не происходило ровным счетом ничего интересного, и перенестись к очередному переломному событию, каковым стала смерть Вацлава. Повзрослевшие дети мигом обезопасили себя от притязаний мачехи на наследство и выселили ту по месту прописки.

– Не совсем так, Геночка. Не в этом дело было, наследства нам не жаль. Мне не жаль, – поправилась Дашка, сгребая в кучу шелковые ошметки. – Серж надеялся воздействовать вон на него.

Корявый палец указал на Милослава, и все, даже грязная дворняга, развалившаяся на ковре, повернули головы, чтобы разглядеть. Милослав ненавидел, когда его разглядывали.

Да что они знают? Что понимают? Верят бредням старухи. На самом деле не так все было...

– Да, сейчас ясно, что решение было ошибочным, но тогда оно казалось вполне логичным. Серж определил Желле содержание, немалую по тем временам сумму, которую выплачивал ежемесячно. Я помогала по хозяйству, но... рассказывай, Герман, у тебя лучше выйдет.

– В течение следующих нескольких лет Милослав продолжал действовать на нервы родственникам ...

Ровно-то как врет. Ну подумаешь, погулять любил, так разве это преступление? Разве никто из них не был молодым? Да Милослав жить хотел нормально, не так уныло, как Дашка с Сержем, а так, чтоб земля под ногами горела, чтоб каждый день как последний.

... Анжела Федина окончательно утратила связь с реальностью, Сергей женился, а Дарья оказалась в неприятной ситуации.

– Родственный долг, – снова прервала Дашка. Сейчас жаловаться начнет, что ее не ценили, что использовали, что повесили все хозяйство. А кто просил впрягаться? Сама, дура, шею подставила. Но заговорила не Дашка, а ее подхалим.

– С одной стороны необходимость ухаживать за мачехой, с другой – поддерживать порядок в собственной квартире, которая постепенно переставала быть собственной, поскольку в ней объявилась новая хозяйка, с третьей – оканчивать университет и устраивать собственную жизнь. Было еще и четвертое обстоятельство, вещь, неосмотрительно подаренная Вацлавом второй супруге, а после его смерти исчезнувшая из квартиры. Брошь, каменный цветок...

Сколько слов, показал бы лучше.

...запредельной стоимости. В конечном итоге все четыре фактора привели к первому преступлению: убийству Фединой, в котором был обвинен и за которое был осужден Милослав.

Все обернулись. Что, смотрят? Пусть смотрят! Пусть, ему все равно, в том деле он не виновен!

– Это она убийца! – Милослав наконец сделал то, что хотел сделать уже давно, прилюдно указал на Дашку. – Это она накормила Желлу отравой, а меня подставила. Я сел, а она осталась в Желлиной квартире, с ее же драгоценностями.

– Недоказуемо, – обрезал Герман. – Но то, что вы сели, факт. Как и то, что после отсидки, домой не вернулись. Вы нашли напарника, типа по кличке Жихарь, с которым два года... скажем так, проработали.