Хромой из Варшавы. Книги 1-15

Бенцони Жюльетта

— Оставим сейчас разговор о моей любви, — ласково оборвал ее Морозини. — Не я в Везине сделал выбор и предпочел объятия старика.

— В нем было спасение от разорения всей нашей семьи, и Другого выхода у меня не оставалось. Как не оставалось другого выхода и с Ладиславом, которого я встретила в Гайд-парке, где он, впрочем, подкарауливал меня…

— Откуда он мог знать, что вы там будете? Всем известно, что парки — ваша слабость, но почему он оказался именно в этом? Уж чего-чего, а садов и парков в Лондоне хватает!

— Каждое утро я каталась

там на лошади.

— Одна?

— Конечно, одна! Я терпеть не могу сопровождающих, у меня возникает такое чувство, что я под надзором. Разумеется, мне приходилось встречать там знакомых, но я всегда легко от них отделывалась.

— Ас Ладиславом не получилось. Думаю, что здесь сработал эффект неожиданности.

— Именно. Он выскочил из-за кустов чуть ли не под копыта моей кобыле, и я едва не выпала из седла.

— Вы ему обрадовались?

— В первую минуту да. Увидев его, я словно вдохнула воздух моей дорогой родины и во мне пробудились воспоминания о первой любви. И то и другое немало значит для женщины.

— И для мужчины тоже. Но вы сказали: в первую минуту. Радость была недолгой?

— Нет, недолгой. Очень скоро я поняла, что передо мной стоит недоброжелатель, если не сказать — враг. Но поначалу он был необыкновенно любезен. На свой лад, конечно. Он сказал, что приехал в Англию только ради меня, что хотел разыскать меня, потому что глупо расставаться так, как мы расстались.

— Он надеялся возродить ваши прежние отношения?

— Не совсем. Он потребовал — а требовать он стал очень скоро, — чтобы я свела его с людьми, связанными с моим мужем деловыми отношениями. Он заявил, что смертельно оскорблен тем, что я стала женой торговца оружием, и тем не менее собирался использовать его «ради общего дела».

Как я поняла потом, его послали в Англию его друзья-анархисты, снабдив поддельным паспортом и точными указаниями: достать денег для их революции. Мысль вытянуть эти деньги у поставщика пушек показалась им особенно изощренной. Тем более что им нужно было и оружие.

Альдо вытащил из кармана портсигар и предложил молодой женщине сигарету прежде, чем взять самому. Потом он достал зажигалку, дал прикурить Анельке и закурил сам.

— Согласитесь, это сумасбродство какое-то! Он что, хотел, чтобы вы воровали и снабжали его деньгами?

— Да нет же, говорю вам! Единственное, чего он добивался, так это устроиться на службу к Эрику. Он был уверен, что, оказавшись в доме, сам найдет возможность раздобыть необходимые средства.

— Но почему же вы согласились? Мне кажется, единственно допустимым для вас в этой ситуации было вновь вскочить в седло — вы ведь спешились, не правда ли? — пожелать ему всего доброго и, подхлестнув лошадь, ускакать от него как можно дальше!

— Мне бы очень хотелось именно так и поступить. Но я не могла. Прежде чем обратиться ко мне, Ладислав хорошенько укрепил свои тылы.

— Он вас шантажировал?

— Разумеется. Когда ты молода и любишь в первый раз, то допускаешь много неосторожностей. Я не была исключением.

Я писала письма…

— Странная прихоть, которая так дорого обходится женщинам! И что он собирался сделать с вашими письмами? Показать их Фэррэлсу? Но ваш муж не был идиотом и понимал, что у вас могли быть в юности какие-то романтические привязанности. И потом, письма юной девушки обычно достаточно безобидны…

— Увы, про мои письма этого сказать нельзя. Я так верила Ладиславу, что рассказывала ему о всех интригах, которые плел мой отец, чтобы заставить Эрика на мне жениться.

— Ох, как это все неприятно, — вздохнул Морозини, поморщившись.

— Там было кое-что и похуже. В то время я находилась под влиянием идей Ладислава и его друзей. Во всяком случае, старалась делать все, чтобы не потерять своего.

— А он был вашим любовником? — несколько растерянно спросил Морозини.

Глаза, которые были устремлены на него, выражали полное простодушие.

— Ну, в каком-то смысле… да. И поскольку я делала все, чтобы угодить ему, то давала обещания, заверяла, что помогу… как это говорили Ладислав и его друзья? — вот, вспомнила: ощипать каплуна-капиталиста. Вы можете себе представить, какое впечатление произвели бы подобные откровения на моего мужа?

— Очень хорошо себе представляю. Могу домыслить, что было дальше: вы тронули сердце Фэррэлса печальной историей кузена, который впал в нищету и чудом обрел…

— Примерно так оно и было. Только я сказала, что это сын моей кормилицы, и Эрик тотчас дал ему место лакея.

— Ну прямо как в романе. Кормилицам в романах отводят особое место, их отпрыски всегда оказываются развращенными негодяями, мерзавцами, но зато чертовски романтичными. И разумеется, он и убил сэра Эрика.

— Да. Думаю, что это входило в его планы. Но он поостерегся мне об этом сообщать.

— Тогда почему, черт побери, вы не рассказали все это полиции и позволили себя арестовать? Вы могли бы разрушить обвинения секретаря!

— Нет, это было невозможно! Моя жизнь оказалась бы под угрозой. Поймите же! Ладислав не один приехал в Англию. У него есть товарищи… ячейка, как они это называют.

Они следят за ним, забирают то, что ему удается выручить, и помогают бежать в случае опасности. Он предупредил меня совершенно недвусмысленно: если я хоть одним словом обмолвлюсь, наведу полицию на его след, мне тогда…

— Тогда вам не придется ждать ни жалости, ни пощады, — медленно выговорил Альдо. — Вас приговорят к смерти.

— Именно так. Поэтому я и утешаю себя тем, что в тюрьме по крайней мере мне некого опасаться. Здесь я нахожусь под защитой.

— Но только не от веревки, которая вас подстерегает.

Поймите же, бедное дитя, что, если не найдется настоящий убийца, вас попросту повесят!

— Нет, я в это не верю. Скоро вернется из Америки мой отец. Он сумеет меня защитить. Он возьмется за дело куда лучше, чем тот юнец, который выступал вместо сэра Джефри Хардена. Отец найдет хорошего защитника.