Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
Когда объявили о приходе наших друзей, в гостиной сидели четверо: Луиза Тиммерманс, ее дочь Агата, точно такая же, какой сохранилась в памяти Альдо, Мориц Кледерман и незнакомец, который скорее всего был будущим мужем резвушки Агаты. При их последней встрече она разводилась с бароном из Вены Вальдхаусом.
И вот уже хозяйка дома принимает наших друзей, она даже встала со своего места и с улыбкой направилась им навстречу.
– Как приятно видеть вас здесь, господа! После того как мы расстались в Биаррице, правда, несколько поспешно, надо признать, я долго надеялась, что вы меня навестите. Особенно это касается вас, Адальбер. Расстояние от Парижа до Брюсселя не так велико.
–
Два таких же сапфира сияли у нее в ушах, подчеркивая серебристую пышность волос. На запятье красовались скромные часики из голубой эмали, тоже украшенные сапфирами.
– Думаю, что мой тесть не скрыл от вас, что я, к сожалению, не обладаю досугом для светской жизни. Здравствуйте, Мориц, – поздоровался он и слегка затруднился, глядя на второго мужчину, который тоже встал, чтобы поздороваться. Госпожа Тиммерманс поспешила его представить.
– Барон Карл-Август фон Хагенталь...
– Мой жених, – произнесла Агата так, словно объявляла войну.
Альдо, пожав руку барону, был вынужден повернуться к ней и не мог не выразить своего удивления.
– Так с бароном Вальдхаусом покончено? Вам удалось от него избавиться?
– Не без труда, но мы расстались. А вот вы исчезли, даже не попрощавшись.
– Вы всерьез полагаете, что это непременно следовало сделать? Я счастлив видеть вас сегодня такой же, какой сохранила вас моя память...
– Почему бы нам не вспомнить о прошлом вместе? – предложил жених, обращаясь к молодой женщине, что позволило Альдо внимательнее к нему приглядеться.
Барону было лет под пятьдесят, а может, и немного больше, судя по седым, почти что белым волосам, зачесанным назад. Он был высок, строен, гладко выбрит. Лицо с неправильными чертами было не лишено обаяния, особенно когда он смотрел на свою будущую жену и улыбался ей.
Альдо тоже улыбнулся, пожав плечами.
– Удовольствие рассказать эту историю я предоставляю вашей невесте, – произнес он. – В Биаррице она сыграла со мной шутку дурного свойства, но ее матушка исправила положение, так что будем считать, что матч закончился вничью.
Адальбер в это время расставлял необходимые акценты, разговаривая с хозяйкой дома.
– Вы стали жертвой плохого самочувствия, дорогая. Директор казино "Де Флёр" и врач могут это засвидетельствовать. Вас отвезла домой девушка из Армии спасения, которую вызвали в ресторан, и она передала вас с рук на руки вашему метрдотелю Рамону. Доктор посоветовал не тревожить вас, дав возможность выспаться как следует.
– Но разве вы не могли зайти на следующий день и узнать, как я себя чувствую? Разве вы не беспокоились обо мне?
– Нет, у меня не было оснований для волнений. Врач меня успокоил. И я полагал, что записка и цветы подействуют на вас умиротворяюще.
– Да, конечно, конечно... Но ваше последующее молчание...
– Молчание? Я думал, вы мне напишете. Но не получил от вас ни слова и уехал в Египет.
– Я тоже поехала в Египет!
– Куда же именно?
– В Асуан, о котором вы мне рассказывали. Но вас там не было. К тому же я не могла получить апартаменты в "Олд Катаракт"...
– Обычно они бронируются за много месяцев вперед. Я вам об этом говорил. Но я был не в Асуане, я остановился в Александрии, совсем в другой стороне. Подбирал документы для книги, которую сейчас пишу.
Альдо восхищался другом без меры. Милый Адальбер врал, не краснея, и взгляд его голубых глаз сиял простодушием. И не напрасно! Луиза Тиммерманс вновь начала
– Любезный друг, – начал он, – прошу прощения за вмешательство, но мы собрались здесь ради важного дела и...
– Разумеется, разумеется... Как только мы выпьем чаю, а его подадут с минуты на минуту, мы приступим.
В самом деле, почти тотчас же в гостиную вошел метрдотель с двумя лакеями, один из которых катил столик на колесиках, нагруженный маленькими бутербродами, поджаренными тостами и самыми разнообразными пирожными, а второй нес на серебряном подносе, словно Святые Дары, чайник, сахарницу и чашки.
Альдо невольно поморщился. Он терпеть не мог британской традиции, отдававшей предпочтение чаю вместо кофе. Ему очень захотелось, чтобы церемония чаепития была как можно короче, но тут снова вмешался фон Хагенталь.
– Чай никогда не служил помехой разговору, – с широкой улыбкой заявил он. – И наверняка мы с нашими гостями стали бы вести праздные беседы о последнем представлении оперы в Ла Монне [448] , о ближайшем концерте, которому покровительствует королева Елизавета, или всевозможных придворных новостях. Но я напоминаю вам, что мы собрались здесь, чтобы поговорить о серьезных вещах с серьезными людьми, у которых, я полагаю, не так много свободного времени.
448
Королевский оперный театр в Брюсселе.
Кледерман удивленно взглянул на него.
– Как бы мы ни были заняты, мы всегда можем найти время и поговорить о прекрасных драгоценностях. Но не раньше, чем мой зять и господин Видаль-Пеликорн возобновят свои дружеские связи с хозяйками дома и перестанут чувствовать себя незнакомцами в этой гостиной.
Бывшая баронесса Вальдхаус мгновенно перешла в лагерь жениха.
– Нас, женщин, можно увлечь и другими разговорами, не только светскими сплетнями. Что может быть обольстительнее драгоценностей? Хотя я вообще не могу понять, мама, зачем вам продавать этот рубин? Вы ведь получили его в наследство от вашего отца, моего дедушки, и он непременно должен перейти ко мне.
– Не говорите глупостей, Агата. Вы никогда не любили рубинов! Бриллианты, как можно больше, всегда и везде!
– И еще топазы, – насмешливо напомнил Альдо. – У баронессы есть просто обворожительные, с россыпью мелких жемчужин. Они как раз украшали ее, когда мы вместе обедали в поезде Вена – Брюссель.
– Еще я люблю изумруды, – капризно заявила Агата.
Мать мягко похлопала дочь по руке, словно успокаивала маленькую девочку.
– Разумеется, милая, разумеется. Но этот рубин не может вас заинтересовать. Я думаю, вы знаете, что ваш дедушка, барон Кирс, разделил "Трех братьев", которые принадлежали Карлу Смелому, между своими тремя дочерьми. Он оговорил, что рубины нельзя использовать для украшений и передать их в одни руки можно только при одном условии: этот человек должен быть обладателем знаменитого голубого бриллианта, который вместе с рубинами украшал когда-то головной убор Карла и считался мощным талисманом. Думаю, не случайно, потому что после поражения при Грансоне звезда Карла закатилась. Что касается меня, то, признаюсь, я стала бояться этого рубина после того, как была убита моя старшая сестра, госпожа де Гранльё. Поэтому я готова выслушать предложение господина Кледермана, обладателя одной из самой больших коллекций драгоценностей на свете. На эти деньги я смогу заказать себе украшение, которое по крайней мере буду носить, не боясь оказаться на том свете.