Хромой из Варшавы. Книги 1-15

Бенцони Жюльетта

Вернувшись в машину, Альдо сел за руль и надолго замер в неподвижности. Он был ошеломлен, оглушен этими прожитыми вне времени часами. Ему хотелось сидеть не шевелясь, а главное – в тишине, а в этот час ночи тишина была глубокой, полной и тоже вне времени...

Наконец он зажег сигарету и затянулся с таким наслаждением, словно уже много дней не курил. Нервы постепенно успокоились, и Альдо подумал, что пора возвращаться. Автомобиль, катясь вниз по склону холма, словно бы переносил своего хозяина в прозаический мир живых.

К погруженному

в полумрак отелю «Европа» Альдо подъехал уже в четвертом часу пополуночи. Бар был закрыт, чему он очень обрадовался, поскольку побаивался, что оттуда выскочит давешнее американское чучело с дежурной улыбкой, приклеенной к губам, и кружкой пива в руке. Однако все сошло тихо и мирно. Ночной портье, поклонившись, дал князю ключ и вместе с ним протянул сложенную вдвое записку, которую достал из ящика:

– Здесь письмо для вашей светлости...

Развернув записку, Морозини едва не закричал от радости. «Я в 204-м номере, твой ближайший сосед, но, Бога ради, дай мне поспать! О своих проделках расскажешь завтра», – писал Видаль-Пеликорн.

Морозини готов был упасть на колени и вознести благодарственную молитву. Таким облегчением было узнать, что Адальбер рядом и предстоящее испытание они встретят вместе! Альдо легким шагом направился к лифту. Жизнь внезапно показалась ему прекрасной...

На следующее утро, не успел Морозини открыть глаза, как дверь его номера отворилась и на пороге возник Адальбер, кативший перед собой столик на колесиках, нагруженный основательным завтраком на двоих. Между ними было не принято долго изливать свои чувства. Вот и сейчас археолог лишь критически посмотрел на сидевшего в постели друга, затем перевел взгляд на разбросанные детали вечернего костюма.

– Я так и думал. Ты здесь не скучал.

– Ни минуты! Сначала – «Дон-Жуан» в Национальном театре, потом – впечатляющая аудиенция у императора, за которой последовала откровенная беседа с человеком, прожившим, как я подозреваю, не менее трех-четырех веков. А ты-то откуда явился? – прибавил Альдо, нашаривая ногами шлепанцы.

– Из Цюриха. Теобальд передал мне твое послание. Я отправился туда выручать Ромуальда, которого швейцарские полицейские подобрали однажды утром на берегу озера в довольно-таки плачевном состоянии.

Альдо, надевавший в это время халат, замер.

– Что случилось?

– О, классический прием! Я даже удивляюсь, как такой старый лис, как Ромуальд, на это попался. Он пытался выследить «дядю Болеслава» и оказался в компании четверых, не то пятерых бандитов, которые избили его и бросили в камышах, решив, что он мертв. К счастью, Ромуальд крепкий парень, а швейцарцы умеют выхаживать больных! У него сильный ушиб головы и множество переломов, но он выкарабкается. Я отправил его в Париж, в клинику моего друга, профессора Дьелафуа, где за ним присматривают два здоровенных санитара. Во всяком случае, одно я могу тебе сказать: «дядя Болеслав» и папаша Солманский – один и тот же человек...

–

Я об этом догадывался. И он по-прежнему в Цюрихе... мой милый тесть?

– Понятия не имею. Ромуальд выследил его до виллы на озере, но куда он делся потом – выяснить невозможно. На всякий случай я отправил длинное послание нашему дорогому другу, суперинтенданту Уоррену. Союзники должны делиться друг с другом всем, даже головной болью!

– Уж ее-то он после твоего письма получит.

Адальбер уже уселся за стол. Он, видимо, был сильно голоден и к заказу подошел со всей серьезностью, прибавив к классическому английскому завтраку традиционные венские сласти. Налив себе большую чашку кофе и приступив к яичнице с беконом, он обратился к Альдо:

– Иди ешь, все остынет. И тем временем подробно расскажешь мне, как провел вечер. Сдается мне, тебе было не скучно?

– Ты себе и представить не можешь, до какой степени! Во всяком случае, ты появился как раз вовремя: вернувшись ночью, я чувствовал, что схожу с ума.

Голубые глаза Адальбера под упрямо спадавшей на них светлой вьющейся прядью заискрились.

– Мне всегда казалось, что ты к этому предрасположен...

– Я посмотрю на тебя, когда я закончу свой рассказ. Чтобы дать тебе некоторое представление – мне известно, где находится рубин...

– Ты шутишь?

– Вовсе нет! Но для того, чтобы его получить, нам придется превратиться в кладбищенских воров: мы должны осквернить гробницу.

Адальбер поперхнулся кофе: – Что ты сказал?

– Правду, старина. Только не понимаю, отчего ты так переживаешь: египтологу следовало бы привыкнуть к подобным упражнениям...

– Ну, ты и скажешь! Одно дело – могила, которой две или три тысячи лет, а другое – та, которой...

– Примерно триста лет.

– Это совершенно разные вещи!

– Не вижу большой разницы. Покойник есть покойник, и на мумию смотреть не приятнее, чем на скелет. С чего это ты стал привередничать?

Видаль-Пеликорн налил себе еще чашку кофе, потом стал намазывать на хлеб масло и джем.

– Хорошо! Тебе есть что рассказать, так рассказывай. Что еще за аудиенция у императора? Ты опять видел привидение?

– Можно его и так назвать...

– Это превращается в манию, – проворчал Адальбер. – Тебе следовало бы принять меры...

– Посмотрел бы я на тебя! Лучше слушай, а главное – открывай рот только для того, чтобы есть.

Удивительно, но чем дальше рассказывал Альдо, тем хуже становился аппетит у его друга, и когда он закончил, Адальбер, отставив тарелку подальше, нервно курил.

– Ну что? Ты еще считаешь, что у меня галлюцинации? – ласково спросил Морозини.

– Нет!.. Нет, но это Бог знает что! Расспрашивать тень Рудольфа II, в полночь, в его собственном дворце! Кто он такой, этот Иегуда Лива? Маг, волшебник... воскресший хозяин Голема?

– Ты знаешь об этом ровно столько, сколько я, но Луи Ротшильд, похоже, недалек от подобной мысли...