Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
– Это все делается напоказ, для журналистов и сплетников. Что-то подсказывает мне: Солманские оба замазаны в этом деле по самые уши. Теперь, когда вы сказали, что похитители потребовали сапфир, я почти уверен. И вы, разумеется, сделаете то, о чем вас просят?
– А вы бы не сделали?
– Конечно, сделал бы! Я даже готов серьезно об этом поговорить. Господи! – простонал Видаль-Пеликорн, отбрасывая непослушные пряди со лба. – Ну и каша у меня в голове! От этой истории впору сойти с ума! – вздохнул он и положил себе в тарелку солидную порцию сыра бри.
– О Ромуальде так ничего и неизвестно?
– Ни-че-го! Ромуальд исчез, испарился! –
– Вы правильно сделали, – кивнула маркиза. – Лучше 6удет вам здесь и переночевать: плохие новости днем не так тяжело узнавать, как ночью. Сиприен приготовит вам комнату...
– Благодарю вас, сударыня. Я, кажется, приму ваше приглашение. Признаться, мне пора немного отдохнуть... Да, Альдо, а вы случайно не собираетесь отдать «ваш» сапфир?..
– Успокойтесь. Если бы я и хотел, это невозможно: он сейчас едет в Венецию, зашитый в подкладку шляпки моей секретарши. И я уже написал в Цюрих.
– Наконец-то хоть одна хорошая новость!.. Но если вы передадите... другой камень... не слишком ли вы рискуете? Вдруг эти люди смыслят...
– Так или иначе, опасность есть, а я лишь принесу то, что даст мне Фэррэлс. Однако на случай, если для меня это кончится плохо, я дам вам письмо для Мины, и пусть она поможет вам благополучно довести это дело до конца.
– Письмо лучше дайте нашей хозяйке! Я еще не знаю, что случилось с Ромуальдом, и не успокоюсь, пока не найду негодяев, которые на него напали. Не говоря уж об авантюре, в которую вы ввязываетесь и которая мне очень не нравится...
Чуть позже, поднявшись к себе, г-жа де Соммьер велела Мари-Анжелине почитать ей «Пармскую обитель». Поглощенная своими мыслями, она слушала вполуха. Приключение, участником которого был Альдо, поначалу забавляло маркизу, но теперь начало ее не на шутку тревожить!
«...При этих словах у герцогини полились слезы – наконец-то она могла плакать. Час спустя, заплатив дань этой слабости человеческой, она несколько успокоилась, почувствовав, что мысли ее начинают проясняться. «Найти бы ковер-самолет, – мечтала она, – похитить Фабрицио из крепости...»
– Довольно, План-Крепен! – вздохнула она. – Сегодня чары Стендаля бессильны против моих забот, хоть они и близки к заботам Сансеверины.
– Мы переживаем за нашего племянника, не так ли?
– И не без оснований! Если бы я только знала, что делать...
– Мы не жалуем духовные упражнения, я это знаю, но не кажется ли нам, что сейчас самое время помолиться?
– Вы думаете? Так давно уже я не обращалась к Всевышнему! Он захлопнет дверь перед моим носом!
– Может быть, попробуем воззвать к Богоматери? Женщине всегда легче понять женщину.
– Возможно, вы правы. Когда-то я горячо ей молилась – я имею в виду, в юности, когда воспитывалась в монастыре Сердца Иисусова. Но с течением времени я и к ней обращалась все реже, а теперь, на старости лет, боюсь, и вовсе превратилась в безбожницу. Может быть, сказывается влияние этого дома?.. Но сегодня мне страшно, Мари-Анжелина, так страшно!..
Кузина-лектрисса подумала про себя, что старая маркиза и вправду близка к панике, раз уж она вспомнила ее имя... Она опустилась на колени, торопливо перекрестилась, опустила веки и начала молиться.
Маркиза де Соммьер с удивлением обнаружила, что
Глава 10.
Час откровения
До полуночи оставалось совсем немного времени. Бесшумный и импозантный черный «Роллс-ройс» сэра Эрика Фэррэлса медленно двигался по авеню Гоша к площади Звезды. При других обстоятельствах Морозини испытал бы громадное удовольствие, сидя за рулем этой великолепной машины с необыкновенно тихим мотором, едва урчавшим под блестящим длинным капотом, на краю которого поблескивали взметнувшиеся вверх крылья «Серебряной Леди» – прославленной фигурки на радиаторе. Как и многие итальянцы, князь обожал автомобили, отдавая предпочтение гоночным, однако модель такого класса, безусловно, стояла вне конкуренции.
Три минуты назад Морозини отъехал от особняка Фэррэлса под скорбным взглядом шофера Рейли: тот был «поставлен» заводом в комплекте с четырехколесным чудом согласно правилам, которым неукоснительно подчинялись даже коронованные особы. Без сомнения, бедняга мысленно прощался со своим драгоценным автомобилем, попавшим в чужие руки, ведь «макаронникам» впору лишь гондолой управлять!
Эта трагикомическая сцена несколько развеселила Альдо, хотя нервы его за последние двое суток окончательно измотались. Ибо похитители Анельки объявились со своими последними инструкциями лишь час назад: князь Морозини должен, взяв с собой выкуп и сапфир, сесть за руль «Роллс-ройса» сэра Эрика – марка машины оговаривалась особо, поскольку у барона было несколько автомобилей, – и остановиться ровно в полночь на авеню Буа-де-Булонь, недалеко от поворота на улицу Пресбург, на четной стороне.
К удивлению Альдо, хозяин дома так и не показался – видимо, впал в глубокую депрессию. Футляр и чемоданчик с деньгами вручил посланцу его секретарь Джон Сэттон. Ничего удивительного в этом не было: Альдо догадывался, какие муки испытывает торговец оружием, вынужденный расстаться с дорогим его сердцу талисманом.
– Если бы ты знал всю правду, старина, – проговорил Морозини сквозь зубы, – то грустил бы куда меньше, а вот разъярился бы больше.
Мина безо всяких приключений доставила драгоценный груз в условленное место, как ей и было лаконично приказано накануне вечером по телефону. Теперь требовалось освободить Анельку, хотя сразу же вставал вопрос, что с ней делать дальше. Как человек чести, Морозини обязан был вернуть ее супругу, обрекшему себя на такую тяжкую жертву, но вместе с тем Альдо страшно не хотелось отдавать любимую женщину другому. Суть стоявшей перед ним дилеммы отлично понял Видаль-Пеликорн. Пожав князю руку на прощанье, археолог сказал:
– Главное, чтобы вы оба выбрались живыми из этой передряги! А потом она, возможно, рассудит по-своему.
Весь день лил дождь. Ночь оставалась такой же промозглой и зябкой. Народу на улицах было совсем немного. Автомобиль с бархатистым шелестом катил по блестящей асфальтовой ленте, в конце которой виднелась Триумфальная арка – подсвеченная лишь до трех четвертей высоты, и притом довольно тускло.
Добравшись до указанного места, Морозини остановил машину, вынул портсигар, чтобы успокоить нервы, чиркнул спичкой, но не успел прикурить тонкую сигарету – дверца внезапно распахнулась, и пламя погасло, задутое мощным порывом ветра. В ту же секунду гнусавый голос с несомненным нью-йоркским акцентом приказал: