Хромой кузнец (сборник)

Семёнова Мария Васильевна

Словно в ответ, пальцы медленно сжались, обхватив подвернувшийся камень. И хрустнул, дробясь, кремнёвый желвак, брызнули золотые искры и пропали в снегу!

– Ожил никак, – выдохнул Светозор, загораживая сестру. Ему не бывало так жутко, когда он сходился с волком в лесу. Кто был перед ними? Живой человек или потревоженный в могиле злобный мертвец? Как быть: снова подойти к нему или скорей бежать в лес, вырубать осиновый кол?..

Сын кузнеца поднял над головой оберег – громовое колесо. То самое, что когда-то отбило у Лешего сироту. Знал Светозор, этот оберег не потерял ещё силы. И едва он раскрыл кулак, светлое серебро ослепительно вспыхнуло. Светозор явственно ощутил,

как оберег потянулся к лежавшему и потянул с собой его руку. Киевичи пошли вперёд, как во сне.

Вдвоём они кое-как совладали перевернуть исполина кверху лицом, принялись кутать в меховые плащи. Он был когда-то черноволосым, но теперь голову густо заснежила седина. Только борода, не тронутая морозом, осталась рыжей, клубящейся, как Огонь в старой печи.

– Да он же слепой, – посмотрев на запавшие веки, всхлипнула жалостливая Зоря. – А на груди рана какая! В сердце метили! – сдвинула шапочку и приникла ухом: – Бьётся ли, не пойму…

Светозор, надрываясь, выволок из пропасти заиндевелые цепи. Они были неподъёмно тяжёлыми и вдобавок страшно холодными, жгли руки сквозь бараньи мохнатые рукавицы и варежки, надетые внутрь. Последние звенья были разорваны. Это же что за сила понадобилась!

Светозор начал снова подтаскивать сучья, устраивая костёр, – хотя бы как-то согреть, оживить найденного, прежде чем тащить домой через лес. Слепого, со страшной раной в груди, да ещё в этих цепях – он уж чувствовал, кузнец как-никак, их не всякое зубило возьмёт.

Он вдруг остановился, оброненный хворост ударил его по меховым сапогам. Осипшим голосом он промолвил:

– А я знаю, кто это, сестра.

Когда Кий, понукая лося, выехал к ним из лесу, на вершине горы бушевал щедрый костёр. Рыжекудрый Огонь взвивался в неистовой пляске, протягивал языки – обнять распростёртого в круге ярого света. Кий увидел, как медленно поднялась схваченная цепью рука, погладила пламя.

– Брат, – разлетелись угли и зашипели в снегу. – Брат!..

Двое Киевичей стояли на коленях опричь:

– Господине наш… Перуне Сварожич…

– Господине и побратим мой, – стащил шапку кузнец. Бог Грозы обратил к нему изувеченное лицо, усмехнулся знакомой усмешкой, только медленно, очень медленно. Мороз Кромешного Мира ещё не выпустил его из когтей. Он промолвил:

– Хорошие у тебя дети, Кий.

Лось сам подошёл и согнул длинные ноги, готовясь поднять небывалый труд и небывалую честь. Иные Люди теперь говорят, именно ради того дня он взят был на Небо, и вот почему приметное созвездие, рекомое Колесницей, Большой Медведицей или Ковшом, ещё прозывается Лосем. Но так это или не так, никому доподлинно не известно. А вот какое чудо действительно тогда совершилось. Впервые за тридцать лет и три года проснулся в Земле цветок и выглянул наружу, доверчиво расправил лилово-синие лепестки, украшенные золотистым пушком. Дружно ахнули Зоря и Светозор: никогда ещё они не видели живого цветка. А сын Неба коснулся его пальцами и сказал:

– Не вовремя ты вылез, малыш. Но с этих пор у твоего племени всегда будет по шесть лепестков. Станешь ты лечить Людей и прозовёшься – Перуникой…

Секира и конь

Кий с детьми привезли спасённого Бога Грозы к себе в дом, уложили на полати, где потеплей. Но только управились, как что-то стукнуло в дверь. Потом ещё. И ещё раз.

– Кто там? – спросила кузнечиха. Ей никто не ответил, и Кий сам пошёл открывать. На крыльце у порога лежала секира с измятым, иззубренным золотым остриём. Пока Кий смотрел, она шевельнулась, вползла в дом, вспрыгнула на полати и виновато легла под руку Бога Грозы.

– Пришла! –

сказал ей Перун. – Что толку с тебя?

В избяном тепле ледяная корка обтаивала на лезвии и стекала, как слёзы. Кий уже не особенно удивился, когда извне громко и жалобно заржал конь. Выглянувший кузнец увидал чуть живого, тощего жеребца: одно золотое крыло вспыхивало неверным, дрожащим огнём, второе, поломанное, трепетало, не в силах взмахнуть. Кий выдернул несколько кольев плетня, поймал рваные остатки узды и заставил коня войти, пятясь, через дыру – чтобы не выследили. Кое-где в хвосте и гриве ещё виднелись нанизанные жемчужины, но вся шерсть от ушей до копыт, прежде белая, была теперь черней черноты.

– Здесь, здесь твой хозяин, – утешил его кузнец. И повёл в конюшню, ласково приговаривая: —Это Змей на тебя дохнул, что ты так почернел? А с крылом что? Может, вылечим?

Конь узнал его и шёл, прижимаясь щекой к плечу Кия, нетвёрдо на ослабевших тонких ногах. Кий укутал его попоной, Зоря замесила тёплой болтушки. Крыло, покалеченное когда-то, казалось только что перебитым, конь вздрагивал. Кий с сыном бережно вправили косточки, привили лубок:

– Ешь получше да выздоравливай поскорее!

Когда же посреди ночи Светозор пришёл навестить жеребца, он увидел рядом с ним Домового. Кудлатый маленький старичок, схожий обликом то ли с Кием, то ли с Киевым умершим отцом, взобравшись на ясли, расчёсывал и заплетал в косы длинную гриву, пододвигал корм, мягонькими лапами поглаживал больное крыло:

– Буду гладить гладко, стелить мягко! Станешь снова весёлым и резвым, как был!

Тур– золотые рога

Прежний могучий сын Неба, на которого так надеялись Люди, не смог бы теперь не то что за них заступиться – даже оборонить себя самого. Кий с кузнечихой пробовали лечить раны, но раны не заживали. И от цепей веяло таким морозом, что холодно было в избе – топи не топи. Кий с сыном пытались их разрубить, но только перепортили острые стальные зубила.

– Туда, где я был, камень падал бы двенадцать дней и ночей, – сказал Кию Перун. – Не минуешь ты горя из-за меня, побратим, когда нагрянут искать. Жаль, не вижу! Небось постарел за тридцать три года?

– Да и ты не помолодел, хоть и Бог, – ответил кузнец. Он вспомнил о самородке, что когда-то давно принесла в его кузницу злая Морана. Он тогда уже понял, что это было железо с Железных Гор, неподатливое и злое. Недаром надеялась ведьма выковать гвоздь!

– Может, сгодится разок для доброго дела, – рассудил Кий. Встали они со Светозором на лыжи, отправились в лес разыскивать вмёрзший в Землю валун, под которым спал заклятый клад. По дороге их догнал на санках сосед, спросил любопытно:

– А правду ли бают, у тебя домочадец новый завёлся? Работника взял, али жених к дочери зачастил?

Кузнецы не отважились много болтать о Боге Грозы. Мало ли каких ушей достигнет молва, ещё бедой отзовётся.

– Это друг мой давний, Тархом Тараховичем прозывают, – ответил Кий. – Зашёл в гости да приболел.

– А ты его перекуй в здорового, – засмеялся сосед. – Ты же, сказывают, умеешь.

– Попробую, – пообещал Кий.

Им было по пути, и сосед подвёз их в санях. А пока ехали, рассказал, какая напасть приключилась за болотами, у дальней родни. Там поднялись из берлог разом три шатуна, прожорливые и свирепые. Диво, вместе охотились. Видели их на Глядень-горе, что-то они там искали, но, знать, не нашли и повадились заходить во дворы – рвать собак, вытаскивать скотину из хлевов. Бабы, дети уже за порог боялись ступить, да и мужики с оглядкой высовывались. И старейшина приговорил: