Хроника гнусных времен
Шрифт:
С пробками что-то не то.
Когда бабушка-старушка уронила в воду фен, выбить должно было совсем другую линию или все пробки сразу. Если бы выбило все, их все бы и включили, когда нашли тело. Скорее всего выбило только ту пробку, которая «отвечает» за ванную. Ее включили, когда обнаружилось, что случилось несчастье, а на соседнюю никто даже не посмотрел, она так и осталась выбитой. Непонятно только, почему.
Или кто-то выключил ее случайно, когда выключал ту, другую, чтобы создать видимость короткого замыкания? Но если ту выключили, значит, дело вовсе не в том, что бабушка уронила в воду
Или все это просто случайность, и пробки вылетают постоянно, только девушка Настя об этом ничего не знает?
Впрочем, решил Кирилл, это опять не его проблемы.
Это ее проблемы, и пусть она их решает как хочет. Как сможет.
Жара навалилась на Москву, как борец сумо на боксера веса пера. Бумаги липли к рукам, а рубахи к спинам, на станциях метро продавали хлипкие вьетнамские веера, подростки в закатанных штанах и без маек неподвижно сидели в фонтане на Пушкинской площади.
Спастись было невозможно.
Кирилл устал и хотел в отпуск.
Он с удовольствием думал о том, как прилетит в Дублин, где всегда семнадцать градусов и шумит холодный океан. Думал о крохотных прокуренных пабах и густом темном пиве в тяжелой кружке. Думал о предстоящем двухнедельном одиночестве, которое ценил больше всего на свете. Думал о прохладе маленького дорогущего отеля в самом центре города и ирландском виски в низком и широком бокале.
И совсем не думал о делах.
Дел было очень много. Перед самым отъездом в отпуск Кирилл собирался еще наведаться в Питер, где дела шли не так хорошо, как хотелось бы. Впрочем, Кирилл знал, что дела никогда не идут так, как хотелось бы, и не разделял пессимизма своих замов, как раньше не разделял их оптимизма.
Он вылез из-за стола, заваленного бумагами, и некоторое время лавировал по кабинету, вылавливая прохладную кондиционированную струю. Попав в нее, он замер в неподвижности, как сомлевшая от жары собака в тени акации. Осторожно, стараясь не делать резких движений, он оттащил от липкой груди рубаху и снова замер, чувствуя, как холодный воздух льется за воротник.
Через полторы минуты кипяток в голове превратился во что-то похожее на человеческие мысли.
До отъезда надо бы поговорить с начальником отдела маркетинга по поводу предстоящей в сентябре строительной выставки в Германии. Компания «Строймастер» традиционно участвовала в этой выставке, и каждый год повторялось одно и то же — ровно за неделю выяснялось, что к ней ничего не готово: никто не знает, где стенды, которые в прошлом году были заботливо зачехлены и оставлены на складе, буклеты умерли в типографии, потому что запил наборщик, а имеющиеся безнадежно устарели, кроме того, их, конечно, не хватает, и неизвестно, хватит ли новых, даже если удастся привести наборщика в чувство, а весь отдел маркетинга вдрызг переругался на почве того, кто именно поедет в Дюссельдорф.
Ехать хотелось всем.
В этом году Кирилл, не полагаясь на начальника отдела, своей властью решил, кто едет, а кто не едет, распределил роли, раздал партии и велел докладывать ему каждую неделю. Первые две недели начальник бодро докладывал о делах, а потом все благополучно затихло, и Кирилл хотел знать, почему.
Стараясь двигаться внутри холодной струи, он подошел к двери
В отделе маркетинга царили спокойствие и благолепие. Кондиционеры работали на полную мощность, а сотрудники раскладывали пасьянсы. За это Кирилл Костромин своих сотрудников ненавидел.
Став хозяином и начальником, он перестал понимать, почему люди вместо того, чтобы зарабатывать на работе деньги, тратят время на бесчисленные перекуры, чаепития, пасьянсы и разговоры по телефону с такими же ничем не занятыми страдальцами, сидящими в чьих-то чужих офисах. Всем сотрудникам за хорошую работу он платил щедрые премии, а за плохую устраивал головомойки, но ничего не помогало. Вдали от начальничьего глаза сотрудники продолжали благодушно бездельничать, и Кирилла это бесило.
— Где Бойко? — спросил он сразу всех, переполошившихся как куры, любителей пасьянса.
После нескольких секунд всеобщего смятения ответила Леночка Брускина, которая считала, что начальник к ней неравнодушен, и мечтала предпринять что-нибудь такое, от чего он стал бы активно неравнодушен.
— А… Виктор Григорьевич уехал. Сразу после обеда. Может, нужно что-то сделать, Кирилл Андреевич?
Сделать нужно было сто тысяч разных дел, но Кирилл не удостоил Леночку ответом.
— Куда уехал?
Сотрудники переглянулись. Шеф был что-то на редкость мрачен. На горизонте собирались тучи, и осторожно, словно пробуя силы, погромыхивал гром.
— Домой, — преданно глядя на Кирилла голубыми до отвращения глазищами, доложила Леночка. — Он плохо себя чувствовал. Сказал, что поедет домой и вызовет врача.
Ну да, конечно. Врача. Распаляться не было никакого смысла. Чувствуя свинцовую тяжесть в затылке, от которой невозможно было повернуть голову, — верный признак надвигающегося бешенства, — Кирилл все же сказал:
— А что, ни у кого нет никаких дел?
Все молчали, смотрели на него зачарованно, как под гипнозом.
— Если дел нет, все свободны. Можно разъезжаться по домам.
И осторожно, строго контролируя себя, притворил дверь.
Секретарши на месте по-прежнему не было — должно быть, она тоже чувствовала себя неважно. Сверяясь по записной книжке, Кирилл набрал домашний номер начальника отдела маркетинга, где, ясное дело, никто не ответил, а потом еще один, мобильный.
С мобильным дело пошло веселее.
— Ну что? — спросил он, когда ответили. — Как ты себя чувствуешь, Виктор Григорьевич?
— Да что-то у меня с давлением не то, — слабым голосом ответил насторожившийся начальник отдела, «Алло» он произнес куда бодрее, — и сердце колет и… давит с левой стороны.
— Врач был? — осведомился Кирилл.
— Врач? — переспросил начальник отдела упавшим голосом.
— Клизму поставил? — продолжал Кирилл Андреевич. — От твоей болезни самое лучшее средство — клизма. Это я тебе точно говорю, хоть я и не врач.
— Да у меня в самом деле давление, Кирилл Андреевич!
— Это у меня давление, — отрезал Кирилл, — а у тебя, Виктор Григорьевич, сегодня в машине на заднем сиденье сумка с ракетками валялась. По утрам ты в теннис не играешь, значит, сейчас поехал. Ты что, забыл, что мы вместе на стоянку заезжали?