Хроника лишних веков (рукопись)
Шрифт:
— Потомки не будут знать правды — ни о гибели Гундихара, ни об обращении Брюнгильды в христианку, — провещал я самое простое пророчество.
— Ни о моей смерти, — беззвучно рассмеялся Аттила. — Уход Брюнгильды закрыл мне путь к силе. Я опасался, что — навсегда. Ты… кем ты ни был… ты открыл мне его вновь. Маг, за которым ты послан богами или духами, — здесь. Ты видишь его. Ты достиг цели.
Ничего не произошло.
Даже масляные огоньки не дрогнули.
Духи робели перед Бичом Божьим?..
— Ты можешь остаться с ним, — сказал о себе
Я был уверен, что Аттила прекрасно знает мой ответ лучше любого прорицателя. Я даже не раздумывал:
— Базилевс, мой Бог ныне влечет меня на восток, на земли далеких предков.
Аттила кивнул.
— Я дам тебе охрану в двадцать воинов, охранный знак и послание к любому из каганов на востоке… Захочешь, вернешься. Просишь что-либо еще?
Отправить меня в Рим других веков, к моим родителям, не мог даже он, гроза Римской Империи. Ради благодарственного поклона я отогнал прочь, на полтора десятка веков, свою интеллигентскую гордыню.
Спустя несколько мгновений меня быстро вывели по коридорам-лабиринтам, лестницам-лабиринтам наружу — и вдруг оставили одного на полпути вниз, от дворца к воротам, откуда на меня мутно и равнодушно смотрели два медвежеподобных стражника.
В эту минуту тучи на небе были раскроены по небесным лекалам, и темные войлочные куски лежали над нами разрозненно, пропуская между собой сильный и чистый лунный свет. Прозрачное серебро струилось вниз, обметывая земные предметы холодным блеском.
Невольно, неторопливо я обернулся вокруг своей оси.
Я был ошеломлен. Впервые у меня возникло ясное ощущение, что я очутился вовсе не в прошлом, а на совершенно чужой планете.
Яшмовых тонов дворец, из которого я только что вышел, возвышался надо мной огромной китайской игрушкой… И вовсе не китайской. Что-то было в нем и от русского терема, и от Вавилонской башни. Он был невероятен, неописуем, как-то нехорошо сдвигал рамки известных мне культур и тем самым как бы искажал мое сознание… На миг он вызвал у меня своим видом сильное головокружение.
Широкое и совершенно пустое пространство вокруг дворца было ограничено каре сплошного, в два человеческих роста бревенчатого частокола.
От врат, между рядами капитальным деревянных строений с восточными профилями крыш, текла в сумрак довольно прямая и просторная улица. Все остальное, наблюдаемое вдали в виде россыпи разноцветных шатров, игрушечных кибиток, огней, рассыпалось без порядка по долине — это и был эфемерный Аттилоград на Дунае, испарявший дух полей орошения… к которому я, как и полагается человеку в полном варварском облачении, уже успел принюхаться.
Кого я меньше всего ожидал увидеть в эту ночь и кого я совершенно не удивился увидеть — был Мастер Этолийского Щита, гипостратег Демарат.
Он явно ожидал меня и менее всего ожидал увидеть меня в новом обличии. В свете двух факелов, которые держали его новые охранники, он даже не сразу признал меня в новых одеяниях.
Не здороваясь, он разразился сценической
— О, великий Дионис! Новая маска! Мое почтение! — Он поклонился хмельным зигзагом. — Как я и полагал, таинственного мага и волшебника, открывшего варварам путь на Олимп, а голодным волкам — путь в Валхаллу, не нашлось и здесь… Но твое невольное путешествие не пропадет даром. Я собрал в одном месте всех умников, которых и так пора сжечь без остатка. Они ожидают твоего нелицеприятного суда, гипербореец.
— По крайней мере я рад видеть тебя живым, — сказал я ему, как-то растеряв радость неожиданной встречи, пока он разлагольствовал и покачивался вместе с пламенем факелов. — И мне очень жаль…
— Оставь! — перебил он меня, умелым полководческим движением вскинув руку. — Я и не сомневался, что базилевс будет действовать быстро. Очень быстро… Хотя Кира жаль. Он, и правда, был хорошим телохранителем… Впрочем… — Он снова присмотрелся ко мне, как к прохожему незнакомцу, в котором померещились черты друга детства. — Забыл о главном. Благодарю тебя. Если бы твое выступление там, — он указал на дворец, — провалилось, то сейчас нас бы обоих уже обгладывали псы где-нибудь там…
И он указал в противоположную сторону, в бесконечную тьму, в которую устремлялась единственная прямая улица гуннского града.
— Правду сказать, я никогда так не торопился навстречу опасности… — добавил он с усмешкой. — Иным словом, вослед тебе.
— Демарат, я едва держусь на ногах, — попытался отговориться я.
— Нет-нет-нет! — покачался из стороны в сторону Демарат. — Выступление заезжего волшебника уже нельзя отменить. Важная публика ждет!
Я пожал плечами:
— Я не понимаю, Демарат, зачем тебе самому нужен этот театр?… Все эти чудеса…
— Сказать кратко: мы хотим удостовериться, заслуживают ли, наконец, наши философы настоящей мести богов… Или же в самом деле они не годны ни на что.
«Кто это «мы»?» — заинтересовался я…
Сделав полсотни шагов, Демарат свернул с улицы в узкий проулок, и еще через пару сотен шагов мы оказались около просторного шатра.
Внутри него, в свете дюжины ярких масляных ламп, уже расположился на кошмах и тюфяках круг неких благородной внешности персон. Они принялись совокупно изучать мою личность… без особых тревог и опасений на лицах.
— Хвала богам, каким поклоняемся вместе и порознь, — сказал Демарат, и мне послышалось в его тоне подземное эхо злорадства.
Собрание глухо и нестройно ответило, осклабилось и зашуршало. По общей атмосфере я определил, что подобное сборище здесь не в новинку, все друг друга знают, все по происхождению считают друг друга ближними своими и держатся в этом варварском водовороте вместе, наравне и без особых политесов. Только я здесь был весь чужой и необыкновенный.
Демарат проводил меня на мое почетное место. Рядом со мной, но почему-то немного позади, стояла большая резная кушетка — явно трапезное ложе хозяина, главы собрания. Оно, как ни странно, пустовало. Но недолго.