Хроника моей жизни
Шрифт:
1837 год
Начало 1837 года ничем особенным для меня не было ознаменовано.
Приближалась Пасха. Любовь к родине влекла меня в родные Горицы, но я не решился на путешествие, не имея под руками средств для проезда. На этот раз я ограничился только выражением своего желания побывать на родине в письме к своему дяде Петру Ивановичу. В этом же письме я просил своего благопопечительного опекуна прислать мне рублей пять на нужды мои. И вот какой ответ от 25-го апреля получен был мною на это письмо:
«Христос Воскресе! Любезнейший сын крестный, Иван Михайлович!
За приятное и почтенное письмо твое приношу чувствительнейшую благодарность,
Письмо это, как и прошлогоднее, писано было рукою о. Василия Сапоровского, но с собственноручною подписью Петра Ивановича.
Время от Пасхи до каникул прошло обычным порядком. Вакацию проводил я на родине в обычных странствованиях с одного места на другое. Единственное удовольствие составляло для меня в это время чтение и перечитывание выписок из разных книг, мною прочитанных в школе, и изредка собеседование с почтенным отцом Василием Сапоровским, который питал ко мне особенную любовь, как к любознательному юноше, и когда я прощался с ним, при возвращении во Владимир, он обязал меня писать к нему о владимирских новостях. Я с удовольствием, разумеется, принял на себя это приятное обязательство и не замедлил приступить к его исполнению.
1838 год
Скажу здесь несколько слов о моих занятиях частными уроками в дворянском доме. Еще в октябре 1837 года я рекомендован был для преподавания уроков детям шуйского помещика Семена Аркадьевича Лазарева-Станищева, проживавшего с семейством во Владимире и занимавшего какую-то должность по учреждению Приказа Общественного призрения. Я преподавал трем дочерям его Закон Божий, русскую грамматику, арифметику, географию и русскую гражданскую историю. В вознаграждение за эти труды назначено мне было по 10 рублей ассигнациями в месяц. К сожалению, эти уроки продолжались не более 6 месяцев: семейство Станищевых на лето уехало в деревню, в 8 верстах от Шуи, и более уже во Владимир не возвращалось. Получив за 6 месяцев 60 рублей, я сделал для себя на эти деньги суконную пару – сюртук и брюки и был очень счастлив. Но кроме материальной выгоды, я получил от своих занятий и некоторую духовную пользу: повторил, с большим уже пониманием, те предметы, которые я изучал почти механически в училище, и сверх сего имел повод прочитать почти всю историю Карамзина. Итак, справедливо древнее римское изречение: docendo discimus.
Когда я был в среднем отделении семинарии, во мне возбудилось сильное желание получить высшее академическое образование. Вследствие сего я предварительно начал запасаться академическими записками по философии и богословию. По философии у меня списаны были записки, частию на латинском, частию на русском языке, знаменитого в то время профессора философии в Московской духовной академии Ф. А. Голубинского, содержащие в себе умозрительную и опытную Психологию. По предмету Богословия у меня сохранились от того времени лекции еще более знаменитого ректора Киевской духовной академии архимандрита Иннокентия (Борисова) «О Религии естественной и откровенной».
В половине июля 1838 года, после частных испытаний и публичного экзамена, на котором я награжден был, по обыкновению, книгою, нас перевели из среднего отделения в высшее.
Когда
По возвращении с каникул мы с обновленными силами предались изучению богословских предметов.
В высшем отделении, так же как и в среднем, темы для сочинений давал нам преподаватель главного предмета, то есть отец Дионисий. Сочинения писались на русском и латинском языках.
Кроме так называемых рассуждений, мы обязаны были писать, особенно на втором году курса, поучения и проповеди. Нам не была преподаваема Гомилетика; мы не знали никаких теоретических правил для составления проповедей; от нас требовали только предварительного расположения или плана проповеди. Поэтому можно сказать, что мы самоучкой писали проповеди. Написанные нами и одобренные наставником проповеди ректор посылал нас произносить в той или другой из градских церквей.
У меня сохранилось 8 семинарских проповедей, из коих одна написана и произнесена была в 1839 году, а прочие в 1840 году.
В свободное от обязательных классных занятий время немало прочитано было мною книг и статей в духовных и светских журналах.
1839 год
По переходе в высшее отделение лучших учеников, обыкновенно после Пасхи, посвящали в стихарь для произношения проповедей в приходских церквах во время пребывания во Владимире чудотворной иконы Боголюбской Божией Матери с 21-го мая по 16-е июня. Я не помню, в какой день посвящен я был в стихарь, но хорошо помню, что первую проповедь мне пришлось произносить в Борисоглебской церкви в присутствии губернатора Ивана Эммануиловича Кугуты, так как это приходская церковь Владимирских губернаторов. Проповедь была из текста: И прошедши вся двери, ста пред царем (Есф. 5, 1). Мой первый опыт проповедничества был удачен: и содержание проповеди, и произношение ее было одобрено губернатором. Он это лично выразил мне после обедни. Кугута – грек, сын известного совоспитанника великого князя Константина Павловича.
Отправившись домой на вакацию, я большую часть времени провел у старшей сестры в Иванове и достаточно ознакомился с этим знаменитым центром мануфактурной промышленности. К сожалению, незадолго до наших каникул, а именно 13-го мая, Иваново опустошено было страшным пожаром, истребившим до 416 домов с фабрикою; убыток, причиненный этим пожаром, простирался свыше миллиона рублей серебром.
В последних числах августа поспешил я, конечно, возвратиться во Владимир к своим любимым занятиям науками.
1840 год
Предполагая отправиться на Рождественские праздники на родину и желая показать там пред родными и горицкими прихожанами свое ораторское искусство, я заблаговременно приготовил проповедь на новый (1840-й) год и представил на рассмотрение отца Дионисия. Тот одобрил ее к произнесению. При сем имел я в виду пример своего двоюродного брата Ивана Петровича, который, бывши в богословском классе, пришел раз домой также с проповедью на день Казанской Божией Матери (8-го июля). Но между тем как его проповедь еще в доме, как я помню, выслушана была с умилением его родителями, а в церкви она привела в восторг его нежную матушку, моя проповедь не имела такого успеха, и даже мне не очень охотно дозволили произнесть ее. Такова сила пристрастия и зависти!..