Хроника операции «Фауст»

Федоровский Евгений Петрович

— Не могу, — отвел глаза капитан. — Я буду сопровождать вас до тех пор, пока не увижу, что вы в безопасности. Так приказал Волков.

— Ну, ваше дело, — с мягкой улыбкой ответил Павел.

— Пойду на хутор, посмотрю. Вы ждите здесь.

Залегли в воронке, забитой снегом. У Нины не попадал зуб на зуб. «Как бы не простудилась», — обеспокоенно подумал Павел, прижимая ее к себе. В яму не задувал ветер. Вроде стало теплей. Сон сморил сразу, но даже во сне Павла не покидала тревога. «Надо бы одному не спать, сцапают немцы как голеньких», — билась смятенная мысль, но не хватало сил разжать

глаза, встряхнуться. Забылся он, казалось, на минуту, но тут кто-то толкнул его. Капитан!

— Идемте на хутор. В избе дед да бабка. Немцев нет.

Уже стемнело. Капитан шел по старым следам и быстро вывел их к мазанке из глины и соломы, какие делают в донецких степях.

В избе было жарко натоплено. Оконца завешены дерюжкой, чтобы не могли заметить света с большака. Скрюченная пополам, но шустрая, бабка развесила мокрую одежду, валенки засунула в печь. Дед, заросший пегой бородой до глаз, молча сосал козью ножку.

Капитан вытащил из немецкого ранца консервы с жирной силезской колбасой, хлеб — в немецкой целлофановой обертке, коробку баварского джема. Подумав, выставил на стол бутылку коньяка с тесемкой, на которой болталась картонная позолоченная фигурка Наполеона. Старушка убежала в сени, вернулась с мочеными яблоками в большой миске.

— Извиняйте, хрицы и сало и яйца — все скушали, — нараспев, как говорят в старых донецких селах, проговорила она.

Дед сурово шевельнул бровями, бабка смолкла.

— Не бойся, старик. — Капитан кивнул на Павла, Нину и Йошку. — Они по-русски не понимают, а я свой. Жратва — трофейная.

Он налил в кружку коньяка, пододвинул хозяину.

— Ишь ты! — хитро прищурился старик, понюхал напиток, широко разинул рот и мастерски выплеснул в него содержимое кружки.

После еды и выпивки капитан подступился к деду:

— У тебя лошади где?

— Откуда?! — Старик поперхнулся.

— Не крути… Во дворе кругляки оставили. Хочешь, покажу?

— Да это не мои. Зять днем приезжал.

— Где зять?

— Отсюда недалече. Без ноги еще с гражданской.

Капитан повел шеей в сторону Павла:

— За лошадей они любые деньги дадут.

— Драпают? — спросил догадливо старик.

— Кто их разберет, — уклонился от ответа капитан. — Если не немцы, то наши все равно лошадей реквизируют. Фронт скоро сюда подойдет.

— Да уж слышно…

— Вот и подумай.

— Деньги мне ихние теперь ни к чему… Вещи надобны.

— Забирай полушубки и валенки. Только немцам не показывай — отнимут сразу.

— Запрячу, никакая собака не сыщет, — повеселел старик. — Когда лошади потребуются?

— Сегодня с рассветом.

— Тогда идем. — Старик энергично поднялся с лавки, стал собираться в дорогу.

— Ждите, но на всякий случай выставьте караул, — шепнул капитан, когда дед со старухой исчезли в сенях.

Павел отправил Нину и Йошку спать, сам вышел на крыльцо. Вдали, за бугром на большаке, то вспыхивали, то гасли огни немецких грузовиков и танков. Приглушенно рычали моторы. В загустевшем воздухе оттепели звуки сливались в тягучий гул. Видать, где-то снова тряхнули немцев, раз они откатываются без оглядки и не сворачивают в соседние с дорогой села.

12

Капитан

и старик вернулись среди ночи на паре низкорослых каурых трансильванцев [33] . В санках, оплетенных ивовыми прутьями, вполне могли разместиться трое. К облучку был привязан тюк прессованного армейского сена и мешок с овсом. Ни слова не говоря, но многозначительно крякнув, дед ушел в хату.

33

Трансильванцы — порода лошадей, выведенных в Южных Карпатах в Трансильвании.

— Как это вам удалось? — вполголоса спросил Павел.

— Дедок-то нашим оказался, — отозвался из темноты капитан. — Служил в Первой конной. Думаю, здесь неспроста остался. У него и спрячем «Северок». Вдруг он вам пригодится на обратном пути. Закопаем в сараюшке в дальнем углу. Найдете, даже если исчезнут старик со старухой. Ну и конечно, если хутор сохранится.

— Старик узнал, кто мы?

— Нет, разумеется. Однако понял, что о вас надо помалкивать и при наших, и при немцах.

— Откуда у него оказались лошади?

— Безногий зять у румынских солдат выменял на цуйку, по-нашему — самогон. Он на риге в землянке живет километрах в пяти отсюда.

Собирались не торопясь. Старуха согрела чугунок воды для чая, опять расставила тарелки. Дед от еды отказался, залез на печь отогреваться. Все армейское русское — и валенки, и полушубки, и концентраты — оставили хозяевам. Нина надела меховую полудошку, фетровые боты, вязаную шапочку, брюки. Клевцов и Слухай облачились в немецкие офицерские шинели с собачьими воротниками и теплые шапки. В ранцах осталось все для дороги: деньги, драгоценности, консервы, коньяк, хлеб. В бумажниках хранились требования на проживание в гостиницах для командного состава, талоны на питание в продовольственных пунктах и заявки на паек в рейхе, положенный состоятельной немецкой семье с прислугой.

Свой автоматический восьмизарядный вальтер Павел сунул в нагрудный карман френча. Йошка же предпочел безотказный маузер, принятый когда-то в чешской армии, но и теперь оставшийся на вооружении в тыловых частях.

Простились со старухой, а дед так и не слез с печи, прикинувшись спящим. Капитан осмотрел упряжь, сел на козлы. Лошади, фыркая, потянули санки по целине. Не доезжая с километр до большака, капитан спрыгнул, передал вожжи Йошке:

— Успеха вам.

— Спасибо за все, — поблагодарила Нина. — Я так и не узнала вашего имени…

— Благодарить не за что, а зовут, как многих в России, Иваном зовут. — Капитан подтолкнул Йошку в спину, приказав ехать.

Санки тронулись. Почуяв впереди хорошую дорогу, лошади побежали быстрей.

«Ну, вот и все. Теперь и говори, и думай, и живи по-немецки», — подумал Павел.

Йошка придержал коней, пока не пройдет колонна не то румынского, не то итальянского обоза. Как только прогрохотала последняя фура, он перемахнул через кювет и въехал на большак. На расчищенной грейдером дороге он скоро нагнал колонну, пристроился сзади.