Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
— А вы?
Карпенко промолчал. Потом спросил озабоченно:
— Проскочишь?
— Надо проскочить. Отец ждет, — ответила Мария.
Карпенко проводил ее до опушки, еще раз пожал девушке руку и вернулся на батарею.
Поздно вечером к развалинам казармы — месту сбора артиллеристов — стали подходить краснофлотцы. Измученные, они валились на траву, ожидая остальных товарищей. Отсюда они все пойдут в последний бой. Песков пересчитал раненых; многие еще не пришли, хотя он предупредил всех, кто мог двигаться. Вспомнил о тяжелораненом командире зенитной установки,
— Я сейчас вернусь с носилками. Пойдешь с нами, слышишь? Мы тебя не оставим, — сказал Песков.
— Не надо, — слабым голосом остановил его Байсулитов. — Останусь тут… Мешать не хочу товарищам.
— Что ты мелешь! Разве мы тебя оставим? — наклонился Песков. — На спине, если хочешь, понесу тебя, слышишь? Я же здоровый…
Байсулитов замотал головой:
— Дай гранаты. Фашистов бить буду. Письмо домой посылай. — Байсулитов протянул смятый исписанный лист бумаги.
— Сам еще перешлешь, — отстранил его руку Песков. — Лежи спокойно. Я сейчас позову краснофлотцев с носилками.
Он побежал к месту сбора. Байсулитов что-то прокричал ему вслед, но Песков не расслышал. Он бежал напрямик, через кусты. Когда сзади вдруг раздался взрыв гранаты, он в страхе обернулся. Раскинув руки, командир зенитной установки лежал мертвый. В стороне виднелось присыпанное землей письмо к матери.
Вернулся Песков к развалинам казармы, когда почти все уже были в сборе. Мельниченко и старшина батареи отбирали ценные документы и укладывали их в сейф, чтоб перед уходом зарыть в землю. Карпенко сидел возле рации, стиснув голову руками, и, казалось, дремал. Песков подсел к нему и рассказал о Байсулитове.
— Хороший был краснофлотец, — вздохнул Карпенко и еще ниже опустил голову.
В его памяти возникли образы погибших в боях батарейцев, события недавнего сражения…
Карпенко встал. Подойдя к Мельниченко, спросил:
— Все собрались? Пора выступать.
— Кажется, все… Кроме первого орудия.
— Военфельдшера нет, — подсказал Песков.
— Сбегайте-ка за ним, — послал Мельниченко санитара.
Песков быстро добежал до землянки санчасти, толкнул рукой дверь, но она оказалась закрытой. Торопливо постучал кулаком, за дверью послышался стук, должно быть упал стул, и на пороге появился начпрод. Широко расставив ноги и покачиваясь, старшина загородил своим грузным телом вход в землянку.
— Чего тебе? — дохнул он винным перегаром в лицо опешившему Пескову.
— Все уже собрались. Ждут вас…
— Мы не пойдем. Мы останемся здесь, — отрезал начпрод, намереваясь закрыть дверь.
— Оставайся с нами, Песков, — услышал санитар голос военфельдшера. — Немцы — гуманные люди…
Песков не дослушал военфельдшера. Он сорвался с места и помчался к казарме. Запыхавшись, он сбивчиво рассказал о случившемся Карпенко и Мельниченко.
— Теперь повторите еще раз, — приказал Карпенко. — Для общего суда.
Песков дословно передал товарищам свой разговор с начпродом и военфельдшером. Это известие настолько ошеломило артиллеристов, что первые несколько
— От трусости до предательства один шаг? — выкрикнул Дубровский.
— Не место таким среди нас! К стенке их! — решительно сказал Божко.
— Согласен, товарищи! — поднял руку Карпенко и, когда артиллеристы стихли, повернулся к Пескову, твердым голосом сказал: — Слышали мнение батареи? Приказываю… расстрелять трусов и предателей как изменников Родины.
— Правильно! — не выдержал Кудрявцев.
— А на помощь себе возьмите Кудрявцева, — распорядился Карпенко.
К землянке санчасти Песков и Кудрявцев подходили тихо. Санитар держал в руке трофейный кольт, а сигнальщик — винтовку. Возле двери остановились и прислушались. Из землянки доносились приглушенные голоса военфельдшера и начпрода. Песков налег плечом на дверь, она была закрыта изнутри. Тогда санитар с силой ударил по ней ногой — и дверь раскрылась. Кудрявцев увидел начпрода и военфельдшера, сидящих за столиком, на котором возвышалась бутылка, наполовину наполненная спиртом.
— Песков?! Я знал, что ты придешь к нам, — поднялся из-за столика начпрод, но, увидев за санитаром Кудрявцева с винтовкой, схватился за свой пистолет, — Арестовать нас хотите? Да?
— Нет, — сдерживая волнение, проговорил Песков.
— Тогда входите, — потянулся начпрод за спиртом.
— Входи, Николай, — сказал Песков и, когда Кудрявцев вошел в душную землянку, глухо произнес: — Именем Союза Советских Социалистических Республик за трусость и измену Родине приговариваются к расстрелу!..
Когда Песков и Кудрявцев вернулись к развалинам казармы, отряд начал собираться в путь. Краснофлотцы тяжело поднимались с земли и приводили снаряжение в порядок.
Наступала холодная осенняя ночь. Роща темнела, лощины и полянки накрывал туман, образуя белесые озера, отчетливо вырисовывающиеся на темном фоне леса. Туман, мешаясь с дождем, вползал в рощу, сгущая темноту. Вскоре уже ничего не было видно.
Тревожно было на душе у комиссара. Он знал, какая опасность подстерегает их. Очень трудно, почти невозможно пробиться с такими силами через расположение фашистских войск, ожидающих их у полуострова. Знали об этом и краснофлотцы. Знали и шли на прорыв. Другого выхода не было. Лучше смерть в бою, чем плен, так думал каждый. Карпенко, окинув беспокойным взглядом молчаливых краснофлотцев, спокойно сказал:
— Товарищи, друзья! Вы геройски сражались с фашистами, честно выполняли свой долг. Для вас наступает последнее испытание — выход из окружения к нашим частям. Не скрою, трудно. Но иного пути нет. Бейте врагов, как били в эти дни. — Карпенко помолчал, потом негромко, но твердо добавил: — Коммунисты и комсомольцы пойдут впереди.
— Мы, беспартийные, тоже пойдем впереди, — подошел к комиссару Дубровский. — Верно я говорю, ребята?
— Правильно! Все вместе пойдем, не отстанем, — послышались одобрительные возгласы.