Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1

Ротфусс Патрик

– Хороший вопрос, – сказал Элодин. – Самый очевидный ответ – что это невозможно. Что даже простейшее из имен выходит за пределы наших возможностей.

Он поднял руку.

– Не забывайте, речь идет не о тех малых именах, которые мы употребляем в обыденной жизни. Не о названиях, таких как «дерево», «огонь» или «камень». Я говорю о другом.

Он достал из кармана речную гальку, темную и гладкую.

– Опишите мне форму этого камня во всех подробностях. Расскажите мне о тяжести и давлении, которые сформировали его из песка и ила. Поведайте

о том, как он отражает свет. Как мир притягивает к себе его массу, как подхватывает его ветер, если подбросить его в воздух. Расскажите, как следы железа, присутствующие в нем, откликаются на зов лоденника. Все это и еще сотня тысяч деталей и составляют имя этого камня.

Он протянул нам его на ладони.

– Вот этого маленького, простенького камушка.

Элодин опустил руку и взглянул на нас.

– Теперь видите, насколько сложна даже эта простая вещь? Если бы вы потратили целый месяц на изучение этой гальки, быть может, вы узнали бы о ней достаточно, чтобы очертить внешние границы ее имени. А может быть, и нет. Вот суть проблемы, с которой сталкивается именователь. Мы должны понять то, что недоступно нашему пониманию. Как же это сделать?

Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого он взял часть той бумаги, которую принес с собой, и раздал каждому из нас по нескольку листков.

– Через пятнадцать минут я брошу этот камень. Я стану вот тут, – он поставил ноги, – лицом туда.

Он расправил плечи.

– Я брошу его снизу вверх с силой примерно в три хвата. Я прошу вас рассчитать, куда именно он полетит, с тем, чтобы вы могли в нужный момент подставить руку и поймать этот камень.

Элодин положил гальку на стол.

– Приступайте!

Я добросовестно взялся за дело. Я чертил треугольники и дуги, я считал и выводил формулы, которых не помнил наизусть. Вскоре я отчаялся, придя к выводу, что задача не имеет решения. Слишком много неизвестных, слишком многое рассчитать было просто невозможно.

После того как мы минут пять промучились в одиночку, Элодин предложил нам поработать в группе. Тут я впервые обнаружил, насколько Юреш талантлив в расчетах. Его вычисления были настолько серьезнее моих, что я даже не понимал большей части того, что он пишет. Фела ему почти не уступала, но, помимо расчетов, она еще вычертила серию парабол.

Мы всемером дискутировали, спорили, пробовали, терпели неудачу, пробовали снова. К тому времени, как миновало пятнадцать минут, отчаялись все. Особенно я. Ненавижу проблемы, которые я не могу решить.

Элодин окинул нас взглядом.

– Ну, что скажете?

Некоторые из нас попытались было дать приблизительный ответ или наиболее точную догадку, но Элодин жестом заставил нас замолчать.

– Что вы можете сказать точно?

После небольшой паузы Фела ответила:

– Мы не знаем, куда упадет камень.

Элодин одобрительно захлопал в ладоши.

– Отлично! Да, ответ верный. Теперь смотрите!

Он подошел к двери и высунул голову в коридор.

– Генри! – окликнул он. –

Да-да, ты. Поди-ка сюда на секундочку.

Он отступил от двери и впустил в аудиторию одного из посыльных Джеймисона, парнишку лет восьми.

Элодин отошел на несколько шагов и повернулся лицом к мальчику. Он расправил плечи и улыбнулся безумной улыбкой.

– Лови! – воскликнул он и кинул мальчишке камень.

Удивленный мальчишка поймал камень на лету.

Элодин разразился бурными аплодисментами, потом поздравил ошеломленного мальчика, отобрал у него камень и выпроводил мальчишку за дверь.

Наш наставник снова обернулся к нам.

– Ну вот, – сказал Элодин. – Как же он это сделал? Как он сумел в один миг рассчитать то, чего семеро блестящих членов арканума не сумели вычислить за четверть часа? Быть может, он разбирается в геометрии лучше, чем Фела? Или считает проворнее, чем Юреш? Быть может, стоит его вернуть и сделать его ре-ларом?

Мы рассмеялись и почувствовали себя несколько увереннее.

– Я что хочу показать. У каждого из нас есть разум, который мы используем для своих сознательных поступков. Но есть и другой разум, спящий. И он настолько могуч, что спящий разум восьмилетнего мальчонки способен в секунду осуществить то, чего бодрствующий разум семи членов арканума не может сделать за пятнадцать минут.

Он широко развел руками.

– Ваш спящий разум достаточно обширен и неукротим, чтобы вместить имена вещей. Я это знаю потому, что временами это знание прорывается на поверхность. Инисса произнесла имя железа. Ее бодрствующий разум этого имени не знает, но ее спящий разум мудрее. Нечто внутри Фелы понимает имя камня.

Элодин указал на меня:

– Квоут призвал ветер. Если верить тому, что пишут давно умершие мудрецы, его путь наиболее традиционный. Именно имя ветра искали и ловили те, кто стремился стать именователями много лет назад, когда здесь этому учили.

Он ненадолго умолк и пристально посмотрел на нас, сложив руки на груди.

– Я хочу, чтобы каждый из вас подумал о том, какое имя вам хотелось бы обрести. Это должно быть скромное имя. Нечто простое: железо или огонь, ветер или вода, дерево или камень. Это должно быть нечто, с чем вы ощущаете родство.

Элодин подошел к большой доске, висящей на стене, и принялся писать список названий. Почерк у него был на удивление аккуратный.

– Вот важные книги, – сказал он. – Прочитайте одну из них.

Через некоторое время Бреан подняла руку. Потом сообразила, что это бесполезно: Элодин по-прежнему стоял к нам спиной.

– Магистр Элодин, – осторожно спросила она, – а которую из них нам нужно прочесть?

Он оглянулся через плечо, ни на миг не прекращая писать.

– Да какая разница? – сказал он, явно раздраженный. – Возьмите какую-нибудь. А остальные пробегите по диагонали. Посмотрите картинки. Понюхайте их, в конце концов.

И снова отвернулся к доске.

Мы переглянулись. Тишину нарушал только стук его мела.