Хроника времен Карла IX
Шрифт:
— Не надо. Помогите мне встать с кровати, Бернардо; я знаю комнату и сумею отыскать огниво.
— Осторожней, не наступите на битое стекло; вы вчера много его набили.
— Пустите меня: я сама все сделаю.
— Нашли?
— Ах да, это мой корсет. Пресвятая Богородица! Что мне делать? Я все шнурки перерезала вашим кинжалом!
— Нужно спросить другие у старухи.
— Не шевелитесь, я сама сделаю. Adios, querido Bernardo!{65}
Двери открылись и сейчас же опять захлопнулись.
— Ага, попались! Теперь уж я вас не выпущу! — кричал он, нежно ее целуя.
— Оставьте же меня в покое, господин де Мержи! — произнес грубый голос. — Можно ли так тискать людей?!
Он узнал старуху.
— Чтоб черт вас побрал! — воскликнул он.
Он молча оделся, забрал свое оружие с плащом и вышел из дома в таком состоянии, будто человек, пивший превосходную малагу и хвативший, по недосмотру слуги, стакан из бутылки противоцинготной настойки, долгие годы остававшейся забытой в погребе.
Мержи был очень сдержан, передавая брату свое приключение; он рассказал об испанской даме редкой красоты, насколько он мог судить без освещения, но ни слова не проронил о появившихся у него подозрениях относительно того, кто была эта дама, скрывшая свое имя.
XVI. Признание
Амфитрион. Прошу вас, прекратим, пожалуйста, Алкмена,
Серьезно будем говорить.
Два дня прошло без вестей от мнимой испанки. На третий братья узнали, что госпожа де Тюржи накануне приехала в Париж и в течение дня, наверное, явится к королеве-матери засвидетельствовать свое почтение. Они сейчас же отправились в Лувр и нашли ее в галерее, окруженной дамами, с которыми она болтала. Увидя Мержи, она не выказала ни малейшего волнения. Даже самый легкий румянец не показался на ее щеках, бледных, как всегда. Как только она его заметила, она кивнула ему головой, как старому знакомому, и после первых приветствий наклонилась к нему и на ухо сказала:
— Надеюсь, теперь ваше гугенотское упрямство несколько поколеблено? Для вашего обращения потребовались чудеса.
— Каким образом?
— Как! Разве вы не испытали на самом себе чудодейственную силу мощей?
Мержи недоверчиво улыбнулся:
— Воспоминание о прекрасной ручке, давшей мне эту маленькую ладанку, и любовь, которую она мне внушила, удвоили мои силы и ловкость.
Она, смеясь, погрозила ему пальцем:
— Вы становитесь дерзким, господин корнет! Знаете ли вы, с кем вы разговариваете таким тоном?
При таких словах она сняла
— Чему вы смеетесь?
— А вы что на меня смотрите с таким изумленным видом?
— Простите меня, но последние дни со мной случаются вещи, которым можно только удивляться.
— Право? Это должно быть любопытно! Так расскажите же нам поскорее что-нибудь из этих изумительных вещей, которые случаются с вами каждую минуту.
— Я не могу вам рассказать о них сейчас и в этом месте. К тому же я запомнил один испанский девиз, которому меня научили три дня назад.
— Какой девиз?
— Одно слово: Сallad.
— Что же это означает?
— Как! Вы не знаете испанского языка? — сказал он, наблюдая за ней со всей внимательностью.
Но она выдержала испытание, не подав виду, что понимает смысл, скрытый под этими словами; так что глаза молодого человека, сначала пристально глядевшие в ее глаза, вскоре даже опустились, принужденные признать, что сила тех, которым они осмелились послать вызов, превосходит их.
— В детстве, — ответила она с полным безразличием, — я знала несколько слов по-испански, но, думаю, что теперь их позабыла. Так что, если вы хотите, чтобы я вас понимала, говорите со мной по-французски. Ну, что же гласит ваш девиз?
— Он советует быть скромным, сударыня.
— Клянусь честью, наши придворные кавалеры должны были бы присвоить себе этот девиз, особенно если бы они могли достигнуть того, чтобы оправдать его своим поведением. Но вы ученый, господин де Мержи! Кто вас научил испанскому? Бьюсь об заклад, что какая-нибудь дама.
Мержи нежно и ласково на нее посмотрел.
— Я знаю только несколько слов по-испански, — произнес он шепотом, — но их начертала в моей памяти любовь.
— Любовь?! — повторила графиня насмешливо.
Так как она говорила очень громко, то при этих словах многие дамы обернулись, как бы спрашивая, в чем дело. Мержи, немного задетый ее насмешливостью и недовольный таким обращением, вынул из кармана испанское письмо, полученное им накануне, и подал его графине.
— Я не сомневаюсь, — сказал он, — что вы не менее учены, чем я, и без труда поймете этот испанский язык.
Диана де Тюржи схватила записку, прочитала или сделала вид, что прочитала, и, смеясь изо всех сил, передала ее находившейся ближе всех к ней даме:
— Вот, госпожа де Шатовье, прочитайте это любовное послание, только что полученное господином де Мержи от своей возлюбленной, которое, по его словам, он хочет предоставить в мое распоряжение. Самое забавное во всем этом, что почерк, которым написано это письмо, мне знаком.
— Я в этом не сомневаюсь, — произнес Мержи с некоторой горечью, но не повышая голоса.