Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)
Шрифт:
Саймон кивнул. Его сердце снова и снова сжималось при мысли о том, какое ужасное наказание понесли несчастная жена Тобиаса и ее нерожденный ребенок.
– Ласло знает лишь ту часть истории, которая дошла до нас через поколения Сумеречных охотников. Для него Тобиас – не человек и уж тем более не чей-либо предок. Он – так, назидательная сказка, чтобы детишек пугать. И лишь немногие из нас помнят Тобиаса таким, каким он был на самом деле. Добрым милым мальчиком.
– А как вы умудрились узнать его так хорошо? – спросил Саймон. – Я думал, тогда маги с Сумеречными охотниками не якш… короче, вы поняли. Дел не имели.
Вообще-то
– Это другая история, – мягко упрекнула его маг. – Я тебе не свою историю рассказываю, а историю Тобиаса. Достаточно сказать, что он действительно был добрым мальчиком, даже с нежитью, и его доброту не забывали. Все, что ты сейчас знаешь – и что знают остальные нефилимы, – так это то, что Тобиас оказался трусом. Что он предал товарищей и бросил их в самый разгар сражения. Но правда никогда не бывает такой… простой, верно?
Тобиас не хотел бросать жену, больную и беременную, но все равно отправился на задание, потому что так ему приказали. В чаще тех баварских лесов он столкнулся с магом, который знал о его страхе – и воспользовался этим знанием против Тобиаса. Маг нашел щель в броне Эрондейла, отыскал путь к его мыслям и убедил Тобиаса, что его жене угрожает ужасная опасность. Показал ему видение – образ Евы, истекающей кровью, умирающей, зовущей мужа на помощь. Тобиас замер, совершенно околдованный и ошарашенный, а маг кидал в него видение за видением – все ужасы мира. Этого Эрондейл не выдержал – и сбежал. Да, сбежал. Его разум был сломлен. Он бросил товарищей и спрятался в лесу, совершенно ослепленный и мучимый ожившими ночными кошмарами. Как и у всех Эрондейлов, его способность любить без меры и без конца оказалась самым великим его даром – и самым большим проклятием. А когда он решил, что Ева мертва, то сошел с ума. И я знаю, кто в этом виноват.
– Но они же не могли не знать, что его свели с ума! – запротестовал Саймон. – Никто не имел права наказывать его за это!
– Они действительно знали обо всем, – подтвердила Катарина. – Но это не имело никакого значения. Значение имело лишь то, что он изменил долгу. Еве ничто не угрожало – по крайней мере, до тех пор, пока Тобиас не бросил свой пост. Судьба сыграла с ним жестокую шутку: он обрек на невыносимые мучения женщину, за которую не задумываясь отдал бы жизнь. Там, в лесу, маг показывал ему видения будущего – будущего, которое никогда бы не настало, сумей Тобиас устоять. Но он не сумел. И не сумел сдаться Конклаву. И тогда Конклав пришел за Евой.
– Вы там были, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Саймон.
– Была, – Катарина не стала отпираться.
– И даже не попытались остановить их?
– Это было бы напрасной тратой времени. Нефилимам плевать на Нижний мир. Заступничество нежити для них – пустой звук. Только идиот рискнул бы встать между Сумеречными охотниками и их Законом.
Маг произнесла эти слова как-то странно – с кривой и одновременно печальной улыбкой. Саймон не удержался и спросил:
– И вы… вы и оказались той идиоткой, да?
Она снова улыбнулась.
– Опасно называть магов такими словами,
– Но… как? Где…
– Пришлось изрядно потрудиться. Но, так или иначе, магией и хитростью я проникла в тюрьму Конклава – ту самую, где ты уже однажды сидел. Я вызвала преждевременные роды, а потом наложила на Еву заклятие, чтобы всем казалось, что она все еще носит ребенка. Той ночью это была не женщина, а сталь, несгибаемая и ярко сияющая в темноте, опустившейся на нее. Она не колебалась, не дрожала, ни единым признаком не выдала, как ей страшно, когда ее вели навстречу смерти. До самого конца Ева сохранила наш с ней секрет, так что те, кто казнил ее, даже ни о чем не догадались.
Остальное оказалось куда как легче. Нефилимы редко проявляют интерес к тому, что делается в Нижнем мире, – и надо тебе сказать, эта их слепота для нас бывает весьма кстати. Они даже не заметили, когда я отплыла в Новый Свет с ребенком на руках. Я прожила в Америке двадцать лет, прежде чем смогла вернуться к своему народу и к своей работе. Я видела, как растет этот мальчик. Его уже давно нет на свете, а я в любой момент могу закрыть глаза – и увидеть его лицо, лицо твоего ровесника. Лицо сына Евы и Тобиаса. Он вырос очень милым мальчиком – добрым, как отец, и неистовым, как мать.
Нефилимы верят в необходимость соблюдения строгих законов и считают, что платят за это подобающую цену, но из-за своего высокомерия не осознают истинной цены того, что творят. Их мир многое потерял, лишившись этого мальчика. Он любил как простец, жил как простец, и жизнь его стала чередой маленьких благородных поступков и подвигов – которые, конечно же, практически ничего не значат для Сумеречных охотников. Но они его не заслуживали. Я оставила его в мире людей – как подарок простецам от нефилимов.
– То есть где-то живут другие Эрондейлы? Поколения Эрондейлов, о которых никто ничего не знает? – Саймон вспомнил цитату из Талмуда, которую часто произносил его отец: «Тот, кто спасает одну жизнь, спасает целый мир».
– Ну, отрицать не берусь, – ответила Катарина. – Уверена только, что мальчик так никогда и не узнал, кто он такой. Это был самый верный способ его спасти. Если его род продолжился, потомки его точно не догадывались о своем происхождении и жили как простецы. И только сейчас, когда Сумеречных охотников осталось так мало, Конклав с радостью бы принял под свои знамена потомков Эрондейла. Может, кто-нибудь из нас и даст нефилимам какую-то подсказку… когда придет время.
– Зачем вы мне это рассказали, мисс Лосс? К тому же именно сейчас?
Катарина остановилась и повернулась к нему. Серебристо-белые волосы взметнулись от порыва ветра.
– Спасая того ребенка, я совершила ужасное, непростительное преступление… по крайней мере, если верить Закону. Если об этом кто-нибудь узнает, даже сейчас… – Она тряхнула головой. – Но тогда же я сделала самый смелый выбор в своей жизни. И горжусь этим. Договор связывает меня по рукам и ногам, Саймон, – точно так же, как любого из нас. И я изо всех сил стараюсь соблюдать букву Закона. Но решения я принимаю сама. Ибо всегда есть закон, который выше любого из данных нам.