Хроники Арбайтенграунда. Часть 1
Шрифт:
А сейчас зал практически пуст. В углу сидели постоянные клиенты и молча попивали пиво, чуть ближе к центру зала полулежал на стуле пьяница и бормотал под нос сказания о своей молодости. В этой атмосфере нарушала тишину монотонная игра Лабби (именно так его все звали) на рояле. Кроме него никого из музыкантов не было. Георг стоял у барной стойки и курил, с нетерпением поглядывая на часы: через полчаса должна закончиться смена.
Дверь отворилась, и на пороге появилась высокая тёмная фигура. Георг выпрямился и взял со столика меню, Лабби мельком
В дверях стояла девушка с распахнутой шубкой. Её свисающее мешком по западной моде платье всё равно подчёркивало широкие бёдра и маленькую грудь; кругленькое личико с подстриженными у виска тёмными волосами сияло. Она не спеша оглядела помещение и подошла к стойке, что-то тихо сказала бармену. Лабби не мог отвести от неё взгляда. «Аристократка? Неужто настоящая аристократка? – думал он. – Такая походка, такой вид! Она божественна; таких я только на журналах мод видел!» Они встретились взглядами, и в этот момент пьяница крикнул:
– Чего застыл? Играй!
Он поднял отяжелевшие, слегка дрожащие руки, и стал играть, поглядывая на девушку. Она же перешёптывалась с барменом и мельком бросала на пианиста взгляд. «Что она говорит? Что просит? Коктейль? Ох, у неё очень хороший вкус!» – думал Лабби и покраснел: на него также смотрел брат, слегка по привычке приподняв бровь.
Девушка же сидела вполоборота и пила коктейль. Полчаса тянулись для юного сердца мучительно долго, а когда часы пробили шесть, он быстро поднялся и поклонился. Клиенты зааплодировали. Он спустился и подошёл к бармену, стараясь не смотреть на неё.
– Светлого, пожалуйста.
Тот кивнул. Лабби сел рядом с ней и огляделся вокруг. На сцену поднялся скрипач, и все взгляды устремились на него. Некоторые же, сидевшие вдоль стены, были увлечены своими разговорами…
– Вы божественно играли.
Лабби вздрогнул и посмотрел на девушку. Она улыбалась, покусывая губу. Он почувствовал сухость в горле.
– Ну… спасибо.
– Обожаю рояль. Когда-то я и дома на нём играла, а потом разучилась.
– Я всегда считал, что искусству невозможно разучиться.
– Искусство как нож: если за ним не следить, оно затупится и заржавеет. – Она вздохнула. – Кстати, а каково это – играть не в театрах или на концертах, а в баре?
Он пожал плечами.
– Ну, трудно, да. Я привык, хотя мне есть с чем сравнивать: раньше жил в деревне, в театре работал. Ну а до ближайшего театра почти час дороги. Мне и тут хорошо, с братом работаем. – Он теребил галстук потными пальцами; румянец охватил всё его лицо. – Иногда пою…
Глаза её засияли, пухлые губки приоткрылись.
– Да ну?
– Да, по пятницам.
– То есть завтра? Если так, то мне бы хотелось увидеть это.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Вы не шутите?
– Нет, правда! К тому же мы с семьёй недавно сюда переехали, хочется всё узнать, посмотреть.
– С семьёй?
– Ну как… с мужем.
– А-а…
Лабби поджал губы. Сердце стучало у самого горла. «Конечно,
– Он завтра будет?
Плечи опустились, улыбка погасла.
– Нет. Он работает. Работа, работа, работа… В офисе бухгалтером работает: одни счета, а дом потом. Вот я себя и развлекаю, хожу музыку слушать: будто питейные заведения, уличные оркестры или концерты и оперы, но на последние я редко хочу, так как мы тоже небогатые.
– Вы где-то работаете?
– Швеёй работала, но по переезду пока бросила. В принципе, слухи о Всеобщем трудовом законе так и остаются слухами, в семье есть деньги, мне работать ни к чему.
Они помолчали. Лабби выпрямился и сказал:
– Я Лабберт Бёргер.
Она хихикнула.
– Лили Вайс. Очень приятно познакомиться.
Они осторожно пожали друг другу руки. Георг подошёл и сказал:
– Лабби, пошли.
Тот улыбнулся.
– А это мой старший брат, Георг.
Она обнажила зубы.
– Здравствуйте.
Брат кивнул и сказал:
– Да пошли же! Надо в магазин зайти.
Лабби попрощался и поковылял за ним. Они вдвоём вышли на ярко освещённую улицу; свет фонарей как будто отображался в тёмном безоблачном небе, а под ногами хрустел тонкий слой нерастаявшего снега. Ветер завывал в ушах, колебля полы курток. Братья направились в сторону дома. Георг, завернувшись в коричневую куртку, сказал:
– Ты не думай, что я подслушивал, но связываться с замужней женщиной – не очень хорошая идея.
Лабби шёл рядом с ним, глядя в одну точку. Он до сих пор слышал от неё сладкий запах коктейля.
– Молчи, молчи! Прошу тебя, не надо! Я ничего не хочу… Я только хочу спеть ей.
Георг фыркнул.
– Спеть! Я тоже, будучи студентом, пел своей первой любви серенады, а потом лишил девственности.
– Пошлый ты человек, Георг. Она не такая, она…
– Ты видел, как она на тебя смотрела? Неприлично откровенная особа, да ещё так вырядилась…
Он поморщился.
Лабби нахмурился и махнул рукой. До магазина оба шли в полном молчании.
***
Под вечер Рейнер не встретил ни одной крысы, а в подвал не заходил. После уборки, которая в этом доме лежала только на нём из-за больничного, он прилёг на диван и подложил подушку, набитую соломой. Она хрустела под тяжестью его головы. Он лежал и смотрел в потолок, как вдруг почувствовал сначала пульсирование в висках, а затем боль, которая словно колоколом отозвалась в голове. Перед глазами заиграли искры, и он прикрыл их. Ему показалось, что он сейчас уснёт. «Таблетки… Нужны таблетки». Но аптечка находилась на кухне, в верхнем ящике. Рейнер лежал в просторной гостиной; ноги, словно облитые свинцом, не двигались. Он не мог открыть глаза – яркий свет люстры слепил его. Он попробовал дотянуться до выключателя, однако тот располагался около прихожей, в пяти метрах от дивана. Рейнер лежал, дотрагиваясь пальцами до висков; звон в ушах напоминал ему писк.