Хроники былого и грядущего
Шрифт:
— Суки, — тихо бормотал лидер мятежа, крутясь под ногами солдат, которые вынужденно сдали назад от довольно кричавших врагов, посчитавших случившееся знаком свыше и «божественным откровением», обеспечившим им победу. И не то чтобы они были не правы…
Даже когда Хелман смог, хоть и с чужой помощью, встать на ноги, толком ничего не поменялось. Слухи уже гуляли, как по его же собственному войску, так и по армии противника.
— Отступаем! — прокричал было лидер мятежа, отправляя ближайшего солдата к трубачу, но вовремя заметил, как их со спины обходит крупный отряд солдат.
Судя по всему, они пролезли на стены с противоположной стороны города и теперь настигли места основной схватки, заодно отрезая отступление.
«Это конец?» — непонятно у кого, мысленно спросил мужчина.
Ответ ему пришёл от прорыва тяжёлых пехотинцев, в прочных латах, которые мчались вперёд, прямо в его сторону, не обращая внимания на все попытки их остановить. Дрожащая рука Хелмана вытянула в их сторону меч. Хоть он и был главнокомандующим и почти не сражался лично, но ещё помнил, как размахивать клинком и даже едва не ранил одного солдата, но потом кто-то прихватил его за бороду, резко рванув на себя. Толхарт упал на колени и наступила тьма.
Тяжёлый отряд солдат пробил вражеский строй, как нож масло, чем здорово помог основной группе войска, которые штурмовали стены возле ворот. Мятежники были разделены на части, отчего уничтожать их стало ещё проще.
Паника с каждой минутой всё больше и больше поражала людей Толхарта. Вот начались первые побеги: когда удачные, а когда нет. Люди рвались прочь из боя, отступая внутрь города. Кто-то прятался, кто-то стремился к стенам, понадеявшись избежать патрулей, которые обходили периметр поселения. И некоторым это даже удалось, ведь штурм начался под вечер и к этому моменту на улице стояла глубокая ночь.
Когда взошло солнце, войска Старка уже целеустремлённо проверяли город, выискивая нычки выживших, после чего жестоко убивали их, не слушая, что те пытались им рассказать и доказать. Трупы мятежников стаскивались в большие кучи, где споро раздевались, а потом просто поджигались. Изредка там попадались ещё живые, которых добивали на месте.
Одного из оборотней смогли взять живым. Мужчине отрубили руки и ноги, а потом грубо прижгли получившиеся культи. Несколько мейстеров, контролирующих операцию, постановили, что «жить будет».
«Малый дар «Небесному Клинку», — сказал тогда Бенджен, указывая на подранка.
Бойцы же лишь гордо вздымали копья, мечи и топоры, выкрикивая боевые кличи. Сегодня они положили конец мятежу. Север снова един!
— Три дня отдыха, — сказал Старк своим лордам-знаменосцам. Победа, даже несмотря на то, что была проведена под чужим контролем и с помощью чужих солдат, даровала ему уверенности. — Потом идём к Торрхенову Уделу и остальным замкам. Всех мятежников — под нож. Никого не брать живым!
«Но замки не уничтожай, — раздалось в его голове. — Потом возвысишь новых людей, которые будут преданны Старкам и настоящему Богу».
Глаза Хранителя Севера пылали фанатичной верой. Только что, прямо с ним, произошло очередное чудо, показавшее истину его веры и слабость чужой.
«На такое способен только «он», —
— Прикажите людям восстановить «Небесный Храм» первым, — негромко сказал мужчина, стискивая кулак на уровне своей груди. — Необходимо восславить Его. Как можно быстрее провести церемонию почитания!
Ближники лорда кивали. Никто не сомневался в следующих действиях. Картстарк и его сыновья, Болтон со своим, Амберы, Хорнвуды… все склонили головы. Аналогично поступила и Инквизиция, включая всех «Небесных Лордов», которые присутствовали при этом.
Или не всех? Был ли среди присутствующих тот самый лорд, о котором отдельно задумывался сам лорд Моустас?
Ледовый Залив, взгляд со стороны
Хотя ветер продолжал неравномерными порывами наполнять паруса, сам залив был необыкновенно спокоен. Можно было положить монету ребром на перевёрнутый щит, и она бы не скатилась — настолько ровно шёл «Морской бриз», их корабль и флагман небольшого, нанятого Мормонтом флота, под командованием капитана Терренса Дитуса.
— Что это? — спросил Бран, указывая на обломки. — Откуда в море так много мусора?
Джон оглянулся на брата, потом снова перевёл взгляд на берег, неподалёку от Темнолесья — замка Гловеров, который был усыпан горелыми останками многочисленных судов, оборванных парусов, кусками верфи и прочего, им подобного хлама, ныне годного лишь на растопку.
Изредка можно было заметить и тела, уже хорошо так подъеденные местными падальщиками: мелкими хищниками, птицами, рыбами и насекомыми. Как раз в тему раздался крик чайки — как и всегда у этих птиц, он был полон притворной боли.
На протяжении жизни у Джона случались такие мгновения — мгновения безмолвного изумления. Он мысленно называл их «озарениями», хотя на них это было мало похоже. У парня будто бы возникала некая передышка, ощущение отрешённости. Иногда тёплое, иногда холодное, и тогда Джон думал: «Как я живу свою вторую, дарованную мне, жизнь? Правильно ли я это делаю?»
На протяжении нескольких мгновений, вещи, находящиеся совсем рядом, — ветер, трогающий волосы на руках и лице, худые плечи брата, бродящего вокруг, — казались очень далёкими. А мир, от привкуса во рту до невидимого горизонта, казался едва возможным. «Как? — безмолвно твердил он. — Как это может быть?»
Но никакого иного ответа, кроме изумлённого трепета, Джон никогда не получал. От такого становилось горько на душе, а также появлялось стойкое желание что-то изменить, поменять…
«Если бы только была такая возможность!» — неизменно говорил юноша сам себе. Но её не было.
Нечто похожее на эти ощущения, судя по описанию, он, хоть и с некоторой помощью, находил в библии ещё во время своей прошлой жизни. Там подобные переживания назывались «обладание в утрате». Его учитель в школе, когда Джон, точнее — Матвей, впервые решил спросить об этом, сказал так: «Пребывание в сердце мудрости — самый достоверный признак просветления души. Ты взрослеешь, а потому задаёшься всё более сложными вопросами. Ответы на каждый из них есть здесь», — и постучал пальцами по святой книге.