Хроники былого и грядущего
Шрифт:
— Что..? — спросил было Джон, но в этот миг что-то сдавило его грудь, отчего парень мгновенно потерял сознание.
Дальнейшее Сноу помнил смутно. Он осознавал себя там, где впервые появился на этот свет: на изнанке мира. Видел Посланника Старых Богов, чёрную ворону, чьи перья источали густую тьму, а глаза светились потусторонним светом, а также множество теней, среди которых одна имела форму тени Морриган и стояла поодаль.
Мелкие теневые твари кусали его, обнажённого и скованного, раз за разом, рвали на части, снова, снова и снова. Джон кричал, его сущность пыталась спастись, отбивать атаки теней, сломать оковы, попросту сбежать, но ничего не получалось.
— Не зря я приглядывал за тобой все эти годы… — знакомый и уверенный голос Предвестника был последним, перед тем как он забылся от боли, потеряв связь с реальностью.
В какой-то момент парень пришёл в себя от новой формы пыток. В этот раз его жгло огнём, вместе с тем что-то выворачивало ему суставы, ломая руки, а потом и ноги. А ещё глаза! Он не мог открыть глаза!
Их не было.
Уши же различали лишь крики и с большим опозданием он осознал, что это его собственный крик.
— Смерть настигнет всех. И ты тоже когда-нибудь полностью истаешь, Посланник. Боги, без веры, медленно стагнируют и погибают. Ты уже слабее, чем был ранее… — каким-то чудом разобрал парень незнакомый голос, со странными, постоянно изменяющимися оттенками.
— И тогда останется лишь Смерть, ведь забыть о ней попросту невозможно, — в ответе Посланника чувствовалась горькая ирония. — Но пока я всё ещё в силе, то могу показать, почему меня опасаются все Семеро, включая Отца и тебя, Неведомый. Твоя служка посмела влезть на мою территорию.
— Потому ты и пришёл, а я послушал, — шелестел голос. — Мы сделаем это мягко… Просмотрим всю душу твоего последователя, а потом пересоберём так, как и было прежде.
И муки пошли по новому кругу.
Когда угасает нежность, раскрывается рана. В этой простой реальности — вся трагедия и страшная истина бытия богов. Все они прожили сотни человеческих жизней — даже больше.
Каково же это, — в забытье думал Джон, — когда все воспоминания — и прикосновение возлюбленной, и тихий плач ребенка — вытесняются накопившимся страданием, ужасом и ненавистью? Чтобы понять душу бога, нужно всего лишь обнажить спину старого непокорного раба. Шрамы. Шрамы поверх шрамов. Вот отчего они безумны. Все… хоть новые, хоть старые.
«Даже Моустас… он уже на грани… скоро… скоро мир узнает новое зло… будет ли ещё один Вознесённый? Нельзя этого допустить. Нельзя…»
Впрочем, Джон был недалёк от истины, по крайней мере насчёт некоторых из присутствующих.
Посланник Старых Богов смотрел на него и вспоминал собственную жизнь.
«Как похоже… — думал он. — Ведь когда-то я начинал точно также. Был лишь игрушкой в руках высших сил, а потом уничтожил их всех».
То была воистину старая эпоха, о которой ныне забыли все, кроме вечных. Ведь «Первые Люди» не были первыми, как говорилось сейчас, как не были и исконными обитателями этого мира «Дети Леса». Нет, были и другие, например его народ, который называл себя «схеты». Позднее это название было забыто и потеряно, когда вся их цивилизация была уничтожена. Не без его, Посланника, помощи.
В то время он и жил, тогда ещё под обычным именем — Дулонг.
То было время ожившей магии и чудес, поразивших бы любого ныне живущего. Безжалостное время, жестокое и дикое.
Когда Дулонг пытался вырваться из объятий собственной матери, он выучил первый урок силы. В поисках власти, которая затем стала смыслом всей его жизни, он постиг многие пути силы, магии и стихий. Узнал как жар и холод, при смешивании, заставляет трескаться камни,
Мать Дулонга первой бежала от его попыток придать силе форму. Отреклась — прямо в лицо ему провозгласила Расторжение Крови и тем самым — освободила. Ритуал навеки сломил её, но Дулонгу было всё равно. Это не имело значения. Рождённый повелевать с самого начала обязан понять, что непокорные должны быть уничтожены. Это расплата за её ошибку. Не его.
Хотя прочие схеты чурались общества, почитали его местом рождения всякой тирании — порабощения тела и духа — и приводили в пример собственную кровавую историю, Дулонг жаждал общества. Сила, которой он владел, требовала подданных. Власть — понятие относительное, ведь невозможно покорять без покорённых.
И тогда вмешались высшие силы. Ибо даже в то далёкое время были боги, которым поклонялся его народ, несмотря на всю свою силу. Они были известны как «Старые боги», жестокие и коварные. Изредка они спускались на землю, даруя ей благословение или проклятие.
Однако, их испытания лишь смешили Дулонга, который встречал подобное всей своей силой, неизменно побеждая и сокрушая, одно за другим. Ничто не могло властвовать над ним.
Поначалу он хотел покорить собственных сородичей, взять власть над народом схетов и провозгласить себя вождём, но ничего не вышло. Чаще всего они либо бежали, либо приходилось их убивать. Такая борьба приносила лишь мимолётное удовлетворение. Тогда Дулонг собрал вокруг себя зверей, освоил навыки оборотня, варга и древовидца, подчинил природу своей воле. Но вынужденная оставаться в строгих рамках, природа чахла и умирала, находя таким образом путь к бегству, который был ему неподвластен. В ярости Дулонг опустошил край, истребив бессчётные виды. Земля воспротивилась такому кощунству, и мощь её была безмерной. Но земля не знала цели и не могла одолеть Дулонга с его вековечным напором. Он был силой целенаправленной, точной в разрушении и вездесущей.
Тогда боги вмешались напрямую, не выдержав козней и злодейств Дулонга, отчего он сокрушил их, одного за другим, уничтожая и забирая чужую силу. Желание и стремление к власти у него было безмерным, а сила была тем, что позволяла бы встать на вершину всего мира.
Затем на его пути встали Первые Люди. Эти создания противились его воле, отрицали рабство, но продолжали жить, полагаясь на безграничную жалкую надежду. В них Дулонг снискал всю славу всевластия, ибо взамен каждому сломленному человеку овладевал следующим. Первые Люди были мало связаны с природой, ибо и сами стали тиранами в своих землях. Они не могли одолеть его.
Дулонг сотворил своеобычную империю — без городов, но изъязвленную бесконечными драмами общества, жалкими победами и неизбежными поражениями. В трясине мелких страстей, государство порабощённых людей расцвело. Они даже умудрились убедить себя, что обладают свободой, собственной волей, с помощью которой могут изменять свою судьбу.
Они избирали себе героев. Они разрывали этих героев на куски, как только те терпели поражение. Они вечно ходили по кругу и называли это ростом, развитием, умножением знания. Но над всеми Первыми Людьми невидимо царила воля Дулонга. Величайшей радостью для него стал день, когда рабы, провозгласив его богом, — хотя и не знали его, — а после начали воздвигать ему храмы и даже посвятили жрецов, которые в делах своих с такой вселенской иронией копировали тиранию Дулонга, что тот лишь качал головой.