Хроники Дебила. Свиток-6
Шрифт:
Лекаря-травника может быть? Легендарного целителя Дебила, который Мнау"гхо дырку в голове проковырял, злых духов оттуда выгнал, а потом обратно дырку залепил?
– Ну да, с такими навыками меня сразу в какое-нибудь медицинское заведение примут.
– "Кащенко" например, пациентом.
Хотя, по любому, я в результате там и окажусь. Стоит только ляпнуть по пьяни про свои межпространственные подвиги и путешествия, как добрые санитары со смирительной рубашкой, мигом нарисуются поблизости, и упакуют похлеще чем я Амулет.
Да даже если не буду молчать как рыба об лед, изо всех сил симулируя амнезию. Только вот рефлексы у меня уже не
Так что дурки, а то и вообще тюряги, Там, чувствую мне не избежать.
– Либо примут за психа. Либо сам стану психом, пытаясь изображать нормального.
– Так что моей Той семье, видать придется терять меня снова.
Да и семья... Тут ведь у меня тоже семья! И немаленькая, одних детей только три штуки, и это родных. А учитывая что и брато-сестринских, тут тоже не особо от своих отделяют, скорее даже наоборот, (что за комиссия создатель, быть всех племянников отцом*, или, - "проклятье двоюродного дяди".), то тут уже целых колхоз набирается. (*"Что за комиссия создатель, быть взрослой дочери отцом?" Грибоедов. "Горе от ума".).
А ведь еще и Осакат с Витьком, Оилиои, тот же Дрис"тун вечно пасущийся в моем шатре, и даже не стесняющийся подкидывать своих детишек моим женам и родственницам "на воспитание", ибо давно уже привык что он тоже мне, пусть какая-то и странная, но родня.. Братья и племянники Лигит, регулярно живущие в моих хоромах. Да и мой племянник Никсой, правда уже успевший отгостить чуть ли не во всех дворцах всех горских царств, однако ежегодно не забывающий присылать мне подарки, выражая свое почтение и благодарность.
Да что там говорить.
– Почти с каждым ирокезом из "старого состава" я имею какую-нибудь дальнюю родственную связь. И тут, эти "дальние" куда прочнее, чем иной раз наши, московские, даже в рамках одной семьи.
А ученики?
– Я даже не про Дрис"туна и его банду.
– Я вообще про учеников.
– Исчезни я, и как они тут одни останутся? Насколько быстро скатятся к стандартному примитиву?
А все мои начинания, - ремесла, законы, науки?
– Все то что я с таким трудом пробивал, вытягивал словно росточек сквозь камни, холил-лилеял. Готовил почву, растил людей способных позаботиться, и двигать дальше, доказывал полезность... Это ведь тоже, - все мои дети, мое потомство, мое наследие.
– И променять это на теплый унитаз и возможность пялиться в телевизор, сидя на диване и прихлебывая пиво?
...Нет. Те мои родные, меня уже потеряли. И надеюсь, - пережили и смирились с потерей. А вот эти мои...
Вот только почему мне приходится самого себя уговаривать? И почему я так мучительно боюсь, что стоит мне открыть этот ящик, и взглянув в черноту плоскостей этой гадости увидеть дорогу назад, - брошусь словно в омут головой. А потом до конца жизни буду сожалеть что струсил, проявив слабость.
Неужели меня настолько пугает неприкаянная старость, без пенсии, хилого медицинского обеспечения и зубов, что я готов променять пару десятков оставшихся мне достойных лет жизни. ...Жизни полной трудов и уважения окружающих, - на пусть сорок лет, бессмысленного и тусклого угасания, зато в тепле и с видимостью соцобеспечения?
– Будто я никогда не слышал о стариках-ветеранах, - доживающих свой век в куда большем ничтожестве, чем предстоит мне.
Тут вдруг очередной порыв ветра, едва ли не положил "Морского
Хотя мы и пытались, но все-таки обойти шторм у нас не получилось. Ну да хоть по краешку его прошлись, и то ладно. Потому как судя по этому "краешку", окажись мы на его пути, нам бы точно не выжить. Стихия, - она ведь штука такая.
– Она современные мне железные корабли, величиной со стадион, при случае запросто утопить может. А уж нашей скорлупке, в такой круговерти, точно надеяться было бы не на что.
Даже у нас волны вставали размером наверное с пятиэтажный дом, а ветре свистел так, что приходилось орать на ухо стоящему рядом с тобой человеку, чтобы быть им услышанным.
И эти волны, упорно гнали нас в сторону берега, видимо, с интересом трехлетнего ребенка, пытаясь узнать, что будет, если взять, да и хрякнуть эту крохотную людскую поделку о скалы и камни.
– Далеко ли обломки разлетятся?
Мы и так были измученны пятидневным выгребанием против ветра. А еще два дня такого шторма, окончательно вымотали нас всех. Да и "Морскому Гусю" досталось изрядно. Так что, едва ветер немного стих и успокоился, на общем совете было решено пристать где-нибудь к берегу, и немного отдохнуть.
– потому как идти через море, в таком состоянии, было невозможно.
Глава 23
Буря частый гость в это время года на побережьях Даархаака. Стремительные ветры несутся не разбирая где море а где суша, подчас занося капли соленой влаги, за несколько дневных переходов от берега. Иногда соленая влага смешивается с песком и пылью пустошей, и горе тому каравану, кого накрыло такое облако, - песок и соль выедают глаза людям и вьючным животным, мелкая пыль набивается во все отверстия тела, и душит несчастных, словно стая злобных демонов.
Тут только одно спасение, - найти высокую каменную стенку, или овраг, впадину, низинку.., что угодно что сможет защитить тебя от сдирающих с тела кожу мельчайших песчинок. Накрыть лица людей и морды верблюдов тканью, и молиться Икаоитииоо о спасении.
Руудваак, прекрасно знал это, и как только первые признаки надвигающейся бури встревожили его сознание, предпринял соответствующие меры. Благо.
– по этому маршруту он уже ходил многие годы, и потому знал на его протяжении каждый кустик и каждый камешек.
Почти два дня ему и его людям пришлось просидеть под каменной скалой, выгребая, время от времени своих верблюдов из наваливающихся сверху куч песка, и промывая остатками воды их пасти и ноздри.
Солнце сменялось луной и выходило снова.., наверное, - потому что в густом мгле бури, трудно было понять где день и где ночь. Минуты растягиваются в часы, часы в дни, дни кажутся годами, и в какой-то миг приходило ощущение что предсказанный конец мира все-таки пришел, а Икаоитииоо и впрямь отвернул свой лик от нерадивых детей своих, о чем, вот уже больше недели шептались на всех площадях Аоэрооэо.