Хроники Дерини
Шрифт:
Бронвин улыбнулась и опустила глаза, румянец вспыхнул на ее щеках.
— Этот менестрель, по-моему, сама любезность, Кевин. Мастер Гвидион, неужто вы действительно будете сегодня играть для нас? Мы долго ждали этого часа.
Гвидион отвесил еще один глубокий поклон.
— Я весь в вашей власти, миледи.— Он сделал широкий жест — А в этом саду, столь несказанно прекрасном, песня так и просится с уст, так можем ли мы не восхититься промыслом Господа нашего и не вознести ему гимн?
— Ваше величество? — спросила Бронвин.
— Он приехал играть для вас, миледи,— ответил Келсон, сложив руки на груди и с восхищением
— О да!
Кивнув, Гвидион указал на лужайку возле фонтана, приглашая присутствующих сесть. Когда он устроился на парапете фонтана и наладил инструмент, Кевин развернул свой дорожный плащ и расстелил его на траве. Бронвин присела, подобрав юбки, чтобы Дерри, Деверилу и Эвану хватило места. Кевин хотел уже сесть рядом с ней, но туг заметил, что Келсон подает ему глазами знаки, и уступил место своему отцу.
Гвидион осторожно коснулся струн. Собравшиеся внимательно слушали его песнь.
Келсон бросил взгляд на группу, сидящую на траве, потом опять обратился к Кевину, шедшему рядом с ним. Его лицо было серьезным и задумчивым.
— Имели ли вы известия от вашего брата на прошлой неделе, милорд?
Вопрос был задан небрежным тоном, но Келсон с трудом сдерживал волнение, и Кевин это почувствовал.
— Вы говорите так, как будто не имели их тоже, государь,— сказал он.— Разве брат не с вами?
— Последние полторы недели — нет,— ответил Келсон.— Десять дней назад мы узнали, что Дункан лишен права служения и вызван на Святейший совет в Ремуте. С этим мы, конечно, ничего поделать не можем. Внутрицерковное дело, мирской власти это не касается. Но мы все — Дункан, Нигель и я — решили, что ему не следует пока находиться при дворе.
Келсон остановился и посмотрел на носки своих черных кожаных сапог, прежде чем продолжать.
— Нас обеспокоило еще одно. Это даже серьезнее неприятностей с Дунканом. Лорис и Карриган хотят отлучить от церкви Корвин. По их мнению, они отомстят таким образом Моргану и положат конец двухсотлетней войне с Дерини. Мы посовещались и решили, что Дункану лучше всего ехать к Аларику — чтобы сообщить ему новость и вообще, пока все не уладится, побыть там. Когда лорд Дерри четыре дня назад покинул их, они готовились отправиться в Дхассу для решающего разговора с курией об отлучении. С тех пор от них — ни слова.
Кевин вздохнул.
— Что еще дурного случилось, пока меня не было при дворе?
Келсон криво улыбнулся.
— Да уж конечно, случилось, коли вы спрашиваете. В холмах на севере Корвина появились мятежники, объявившие священную войну против Дерини. Если будет объявлено отлучение, они, конечно, очень усилятся. А Венцит Торентский со дня на день пойдет на Кардосу. В остальном же все превосходно. Ваш достопочтенный брат советовал мне быть осторожным, ничего не предпринимать, тянуть время, пока они с Морганом не вернутся. Он, конечно, прав. При всей моей власти я все же во многих отношениях неопытен. Но просто сидеть и ждать — еще труднее.
Кевин кивнул и мельком глянул через плечо на поющего Гвидиона. Он не мог разобрать слов, но мелодия была проникнута весенним воздухом, чистым и свежим. Он притоптал ногами траву и остановился, скрестив руки на груди и опустив глаза.
— Полагаю, остальные ничего этого не знают?
—
Кевин улыбнулся.
— Спасибо, что вы сказали мне все это, государь. Другие ничего не узнают. И если я чем-то могу помочь — мой меч и моя жизнь в ваших руках.
— Я бы не доверился вам, если бы не был в вас уверен,— сказал Келсон.— Ну что же, вернемся и послушаем Гвидиона. В конце концов, вы — виновник торжества.
— Ах, миледи,— говорил Гвидион, когда они приблизились,— скромность благоприличествует женщине, но позвольте мне затруднить вас вновь. Лорд Аларик столько говорил о вашей игре на лютне. Не пошлете ли вы кого-нибудь за инструментом?
— Кевин?
Прежде чем Кевин успел ответить, Риммель, что стоял неподалеку, прислонившись к стволу дерева, с поклоном появился перед Бронвин.
— Окажите мне честь, миледи, — сказал он, стараясь скрыть рвущуюся из груди радость.— Лорд Кевин одну песню уже пропустил. Не хватало ему пропустить вторую.
— Миледи? — спросил Гвидион.
— О, прекрасно! — засмеялась Бронвин.— Риммель, Мэри-Элизабет знает, где я храню лютню. Скажите ей, что я попросила ее принести.
— Да, миледи.
Гвидион взял новый аккорд мягких, минорных тонов и спустился к слушателям, когда Риммель ушел.
— Верный слуга — настоящее сокровище,— сказал он, одарив присутствующих довольной улыбкой.— А теперь, пока мы ждем, вторая песня, любовная, посвященная счастливому союзу.
Он сделал несколько вступительных аккордов и запел.
Звуки новой песни Гвидиона достигали слуха Риммеля, спешившего через двор замка к покоям герцога. Ему было неприятно, что Бронвин осталась там с Кевином слушать любовную песню; не так часто мог он наслаждаться ее присутствием и любоваться ею, не вызывая подозрений. Но в другой раз у него не будет столь удобного случая сделать то, чему научила его Бетана. В это время дня фрейлины Бронвин обычно заняты работой в других ее покоях, и, значит, следующей после него в комнату войдет она сама. Поднявшись по ступеням террасы и подойдя к покоям Бронвин, он приложил руку к груди, почувствовав, как бьется сердце, как давит на грудь мешочек, который дала ему Бетана. Еще несколько часов — и Бронвин будет принадлежать ему. С трудом верилось в такое счастье.
Риммель помедлил и огляделся, прежде чем войти в комнаты; ему было велено найти Мэри-Элизабет, но в покоях никого не было, и никто не видел, что он вошел сюда. Лютня висела на стене около постели, однако сперва ему нужно было найти место для кристалла. Такое место, где Бронвин не смогла бы найти его сразу, чтобы чары успели подействовать.
«Туалетный столик — вот подходящее место»,— подумал он и, подойдя к нему, вынул мешочек. Не сюда ли в первую очередь направится женщина, особенно после утренней прогулки верхом? А блестящих вещиц здесь много, и то, что он оставит, не будет бросаться в глаза. Положив мешочек на крышку столика, он начал развязывать кожаную тесемку, потом вдруг бросил это, подошел к лютне и взял ее — на случай, если его здесь застанут. Достав холодный красно-голубой кристалл, архитектор положил его среди безделушек.