Хроники Дерини
Шрифт:
Дункан поднял и осушил свою рюмку, заметив, что она сплющена, и подумав, что это, должно быть, его рук дело. Он отодвинул рюмку и вновь посмотрел на Келсона.
— Я собираюсь взять письмо Хью с собой, если вы, мой принц, не возражаете. Аларику захочется посмотреть на него.
— Да, конечно,— ответил Келсон, выходя из оцепенения.— Дядя, вы позаботитесь об эскорте? И отправьте с ним Ричарда, отцу Дункану может понадобиться хороший спутник.
— Конечно, Келсон.
Нигель легко выпрямился и двинулся к двери. Проходя мимо Дункана, он дружески
Дункан, сложив руки, опустил глаза в пол. Были вещи, о которых он говорил только с Келсоном и Алариком, и, очевидно, мальчика тревожило сейчас нечто подобное. Конечно же, сегодняшние события — тяжелое испытание для Келсона, но и отложить отъезд он не может. Вероятно, Карриган отправит приказ нынче же вечером. И чем больше он, Дункан, будет мешкать, тем ближе к Корвину будет Горони со своим недобрым посланием.
Дункан осторожно прокашлялся и заметил, как вздрогнули плечи Келсона.
— Келсон,— мягко сказал он,— мне пора.
— Я знаю.
— Есть еще какие-нибудь поручения к Аларику?
— Нет,— тихим, осипшим голосом сказал мальчик. — Ну скажите ему — скажите...
Он повернул к Дункану бледное, полное отчаяния лицо. Дункан в тревоге подошел к нему, взял его за плечи и заглянул в испуганные детские глаза. Мальчик словно окаменел — он стоял, сжав кулаки, но не от гнева, а от страха. И его полные слез серые глаза были теперь не глазами храброго короля, вступающего в битву со злыми силами, дабы сохранить свой трон, а ребенка, который слишком долго притворялся взрослым в этом сложном и враждебном мире. Дункан мгновенно почувствовал все это и ободряюще посмотрел на Келсона: при всей неожиданной зрелости молодого короля сейчас он был всего лишь четырнадцатилетним мальчиком — мальчиком испуганным.
— Келсон?
— Будьте, пожалуйста, осторожны, отец мой,— прошептал тот дрожащим от слез голосом.
Дункан внезапно прижал Келсона к груди, обняв его за плечи. Гладя иссиня-черные волосы мальчика, он почувствовал, как напряжение покинуло Келсона. Он обнял его еще крепче и тихо сказал:
— Может, поговорим в другой раз, Келсон? Все не так страшно, как кажется, если хорошенько разобраться.
— Да,— пробормотал Келсон, уткнувшись в плечо Дункана.
— Я не люблю перечить королям, но боюсь, сейчас с вами не все в порядке, Келсон. Положим, самое страшное случилось. Подумаем, что можно сделать?
— Х-хорошо.
— Отлично. Итак, что вас особенно тревожит?..
Келсон отстранился от Дункана и, взглянув на него, вытер глаза и повернулся к камину. Дункан продолжал ободряюще поддерживать его под локоть левой рукой.
— Что,— прошептал мальчик,— что, если они возьмут вас и Аларика, отец мой?
— Хм-м, это зависит от того, кто именно и при каких обстоятельствах.
— Скажем, вас захватит Лорис?
Дункан задумался.
— Ну, тогда прежде всего я должен буду держать ответ перед Святейшим советом. Если
— А что, если они узнают, что вы полу-Дерини? — спросил мальчик.— Могут они убить вас?
Дункан задумчиво поднял бровь.
— Мое родство с Дерини им, конечно, совсем не понравится.— Он нахмурился.— Думаю, в этом случае я обязательно буду арестован. И уже этого одного достаточно, чтобы ни в коем случае не даться им в руки. Просто не хочется говорить, что может случиться.
Келсон улыбнулся — назло собственному страху.
— Не хочется говорить. Но допустим — это случилось. Вы могли бы убить их, если бы пришлось?
— Пожалуй, нет,— ответил Дункан,— вот и еще причина, чтобы не дать захватить себя врасплох.
— А Морган?
— Аларик? — Дункан задумался.— Трудно сказать, Келсон. В сущности, Лорис, кажется, рассчитывает на его раскаяние. Если Аларик отречется от власти и пообещает не стремиться к ней вновь, Лорис отменит отлучение.
— Аларик никогда не отречется,— сказал Келсон.
— О, я тоже в этом уверен,— ответил Дункан,— Однако в таком случае отлучение падет на Корвин и начнется не только церковная, но и политическая смута.
— Политическая? Что же случится? — удивился Келсон.
— Ну, поскольку корвинцы понимают, что все дело в Алари-ке, они могут перестать повиноваться ему как раз перед летней кампанией. А это, не забывайте, пятая часть ваших сил. Затем Аларик будет заточен, как и я, а там очередь за вами.
— За мной? Как это?
— Просто. Мы с Алариком в один прекрасный день будем преданы анафеме, и наше заточение станет вечным. Всех, кого заподозрят в связи с нами, постигнет та же участь. Но у вас всегда есть выбор: либо вы признаете диктат архиепископов и предадите нас, что лишит вас лучшего генерала накануне войны, либо пошлете архиепископов к черту и защитите Аларика, правда отлучение падет на весь Гвиннед.
— Это невозможно!
— Но все идет к тому. Пока еще ваш сан выручает вас, только боюсь, и это ненадолго. Ваша мать предвидела нечто подобное.
Келсон опустил голову, вспоминая сцену, происшедшую неделю назад, когда его мать, неосознанно, быть может, предрекла то, что случилось сегодня.
— Но я не понимаю, почему вам надо ехать так далеко,— спорил Келсон.— Почему обитель Святого Жиля? Вы же знаете — оттуда всего несколько часов езды до границы Восточной Марки, а там через несколько месяцев будут тяжелые бои.
Джеанна спокойно продолжала собираться, выбирая необходимое из своего гардероба и передавая фрейлине, которая складывала вещи в обтянутый кожей дорожный саквояж. Королева все еще была в трауре — прошло лишь четыре месяца со смерти Бриона. Но ее блестящие волосы были не покрыты, длинные рыже-золотистые пряди свободно спадали на спину, стянутые только золотой цепочкой. Она обернулась, посмотрела на Келсона и стоящего за ним Нигеля и снова вернулась к своей работе, все так же холодно и бесстрастно.