Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
И Хината рассказывала: и про холодного отца, и про сестру, отношения с которой стали сегодня теплее, а, упомянув Неджи, заметила, как Гаара под столом сжал руку в кулак, думая, что она не видит, а песок угрожающе всколыхнулся. Девочка рассказала про команду – про Шино-куна, такого странного, которого боялась сначала, и про Кибу-куна, шумного и похожего на Удзумаки Наруто. Собаку же фыркнул, так как вспомнил их нелепый бой.
А после Хината попросила рассказать о своей семье. Темари и Канкуро она видела и после второго этапа экзамена:
Тануки тихо выдохнул и нехотя начал говорить. Подействовало его странное доверие к Хинате, взявшееся из ни от куда, и острое желание поделиться хоть с кем-то: пережитым холодом, повседневной отчуждённостью и не поданными в минуту тоски руками. Хьюга не перебивала его и ничего не спрашивала; она смотрела в стену почти остекленевшим взглядом.
И лишь в конце произнесла:
– Но ты их любишь, верно?
Её голос был тих, а она сама – необычайно взрослой в этот миг.
Хината поняла его без лишних слов.
После разговор плавно перетёк в другое русло. На столе были две чашки с уже остывшим чаем, а расходиться им всё ещё не хотелось. Хината призналась, что побаивается третьего этапа, чтобы Шио на счёт него ни придумала, и волнуется за родных. Гаара пообещал, что всё будет хорошо, чтобы ни взбрело кицунэ в голову.
А как стемнело, пришлось уйти.
На улицах царила тишина, нарушаемая стрёкотом цикад; время было позднее, летом ночь поздняя и короткая. Оба молчали, так как не хотелось рушить темноту словами. Луна уже пошла на убыль, но всё ещё ярко светила над головой. В её свете кожа Хинаты стала нежно-белой, как молоко.
Собаку тщетно пытался не обращать на это внимания.
Кажется, он вконец запутался.
– Как понять, что кого-то любишь? – негромко спросил Гаара.
Это было слишком личным, чтобы тануки спрашивал у кого-то ещё.
– А ты не знаешь? – осторожным шепотом.
Парень покачал головой.
Как можно знать, любишь ты или нет, если не любил раньше никогда?
– Ну... любить можно по-разному, – начала Хьюга, совсем не уверенная в том, что сможет объяснить. Любовь для неё была слишком непонятна и далека, ведь недавно она даже в своей симпатии к Наруто стала сомневаться. – То есть, родителей любить – это одно, брата или сестру – другое...
– Я любил мать, – твёрдо и уверенно произнёс Собаку. – Люблю.
Даже после того, как Яшамару солгал о том, как она его ненавидела – Гааре было больно от того, что его не любила та, кого любил он по праву рождения. А узнав, что это ложь – он тихо плакал и не замечал этого.
– Все любят свою маму... – тихо сказала Хината. – Какая она?
– Не знаю, – выдохнул он. – Она умерла, когда я родился. Но мне всегда казалось, что она меня защищает.
Хьюга отвела взгляд в сторону.
– Моя мама умерла, когда моей сестре был год, – через некоторое время сказала она. – Но Ханаби говорит, что помнит её
– А ты?
– Я уже забыла её лицо.
Это был лишний вопрос, и Собаку мысленно прикусил язык. Свою мать он не знал, хоть и любил, поэтому не мог понять, какого это – потерять раньше времени ту, благодаря которой ты приходишь в этот мир.
Но Хината недолго молчала:
– Ты хочешь быть рядом с тем, кого ты любишь... Тебе нравится проводить с ним или с ней время, и говорить интересно... что же ещё...
Оказалось, что очень трудно объяснить обычные для многих вещи. Да и самой Хьюга было всего тринадцать – ни сравнить, ни вспомнить.
– Ещё ты хочешь защитить того, кого любишь.
У Гаары под сердцем что-то остро кольнуло. Тануки украдкой покосился на Хинату: маленькая, хрупкая, словно из хрусталя... Её хотелось схватить с охапку и утащить: куда угодно, лишь бы подальше от всего, что могло ей навредить и причинить боль; как можно дальше от унизившего её Неджи, от холодной семьи и любых плохих вещей.
Чтобы Хьюга вскоре забыла, что это такое...
– И касаться? – выдохнул он тихо.
– Что?
– Касаться... Если любишь – то хочешь касаться...
Вопросительная интонация потерялась где-то между осознанием и участившимся сердцебиением. Собаку будто в тумане потонул – ни мыслей, ни окружающего мира.
Только Хината.
Парень протянул руку и взял её за руку. Хьюга вздрогнула, остановилась, развернулась и подняла на него взгляд.
И глаза у неё – тоже как туман, как омут, но не серый, как ему показалось по глупости и незнанию сначала, а нежно фиалковый. Ни у кого в мире не было и не будет таких глаз. Гаара только сейчас понял, что ему ни за что не выплыть.
Ему и не хотелось.
Собаку смотрел ей в глаза, и Хината смущалась всё сильней. Гаара смотрел так заворожено, с таким немым благоговением, что она не смела ни отвести взгляд, ни отключиться, спасаясь от стыдливости. Его теплые пальцы грели руку...
Наверное, было бы хорошо, будь он рядом. Не в какие-то конкретные моменты, а вообще.
Просто рядом.
Кажется, Гаара наклонился, так как его затянуло в омут ещё глубже. Но вместо того, чтобы пропасть, он осторожно прижался к её губам, не в поцелуе – просто коснулся и испугался закрыть глаза.
Целоваться он не умел, а если сомкнуть веки – всё могло исчезнуть.
Хьюга вздрогнула. Её первый поцелуй... или нет... она не знала, что делать. Однако Собаку просто замер, не шевелясь, боясь спугнуть момент, и Хината успокоилась. От его руки и губ растеклось тепло, щёки горели от смущения и чего-то ещё, потаённого от сердца, не знакомого.
Всё замерло и отдалилось, словно картонная декорация. Мысли выветрились из головы.
Тануки чуть отстранился, но сил хватило только на расстояние тихого невольного вздоха. Гаара ощутил разочарование и то, что хочет ещё, и прижался снова – теперь уже уверенней, по-настоящему.