Хроники Иберлена (Трилогия)
Шрифт:
«Интриги, интриги, интриги».
— Вы играли мной.
— Играл, — не стал отрицать дед. — Но теперь я честен. Тебе нужна Сила — и я тебе ее дам.
«И права отказаться у меня все равно нет. Теперь, когда я уже и так согласился на все».
Чувствуя, что совершает ошибку, Гайвен сказал:
— Хорошо, я готов. Что мне делать, сударь?
— Просто протяни руку — и коснись моей.
Шэграл вел себя спокойно — и все же чувствовалось, насколько сильно он взволнован. Сам едва сдерживая дрожь, Гайвен Ретвальд протянул раскрытую ладонь вперед. Сухие пальцы Повелителя Бурь обхватили его запястье и сжали.
А затем и впрямь будто целый мир обрушился на него.
Имена
И магия. Куда больше магии, нежели можно было осмыслить. Заклинания и навыки плетения чар, теория и практика волшебства, понимание самой его сути. Искусство управлять огнем и ветром, жарой и холодом, штормом и вьюгой. Умение убить человека, даже не касаясь его. Умение исцелять тяжкие раны. Умение подчинить чужую волю себе, сломив ее без остатка. Умение разговаривать с духами, призывать силы, шагать за пределы реальности.
И еще, и еще, и еще.
Гайвен зажмурился, упал на колени, подавил в себе крик. Знания продолжали сотрясать его, и он чувствовал, что едва может их все воспринять. Вместе с навыками чародейства пришла память — и эта память вторглась в его личность, изменяя и подменяя ее. Дела его предка, мысли его предка, его мечты и страхи.
Вся жизнь Шэграла Крадхейка, длиной в более чем две тысячи лет, раскинулась перед мысленным взором его праправнука. Детство, проведенное еще в старом мире, под сенью величия Империи Света. Катастрофа, сотрясшая землю и небо. Последовавшее затем возрождение человечества — его возвращение к временам, что назывались в книгах по истории средневековыми. Служение идеалам отца, затем — собственным идеалам. Безрассудный младший брат, испортивший все.
Война Смутных Лет. Беседа в круге менгиров, что звался Стоунхендж и пережил все бури минувших лет. Схватка на холме Дрейведен. Два противника, Дэглан Кардан и собственный родич, одержавшие верх. Возвращение в Волшебную Страну, насмешки, позор, презрение от собственных недавних соратников. Тех немногих из них, кто выжил. Суд за прерванные жизни остальных. Унизительный приговор — милосердный, щадящий, оставляющий жизнь, даже замок, но лишающий свободы и положения при дворе.
Долгие годы кропотливого составления нового плана.
Теперь Гайвен Ретвальд знал, что ему делать, ибо все планы деда оказались раскрыты ему — и он сам принял эти планы и разделил их. Он уже едва мог сказать, где заканчивается личность Шэграла Крадхейка и начинается его собственная — настолько они перемешались, слившись почти воедино. Он уже не мог сказать, кем является сам — темным фэйри, обретшим наконец новое тело и новую жизнь, или его смертным потомком. Воспоминания теснились, танцевали, звенели, вспыхивали и тут же блекли. Понимание сложности предстоящей задачи звенело набатом. Страха, впрочем, не было. Были уверенность и сила. Все сомнения сгорели дотла — тысячу лет назад в бою с Эйданом Айтверном, на давнем суде в Звездной Башне, в конце мая на Горелых Холмах и минувшим вечером под сводами Тимлейнской крепости. Две жизни сцепились и переплелись, как змеи.
Боль наконец схлынула и звон в ушах стих — а слова, звучащие на былых наречиях, на какое-то время утихли до шепота. Гайвен — если его еще можно было так назвать — открыл глаза и понял, что стоит на коленях посреди отведенного ему чертога в эльфийском дворце и держит за руку
Тот сидел в кресле, откинувшись на его спинку и запрокинув голову. Встав, Гайвен увидел, что глаза Повелителя Бурь закрыты, а на лице застыло выражение странного, совершенного покоя — будто все тревоги и тяготы наконец оставили его, и миссия, тяготевшая над ним веками, была выполнена. Со стороны могло показаться, что лорд Шэграл спит.
Однако грудь его не вздымалась и пульс не прощупывался.
Освободив руку, Гайвен Ретвальд немного постоял перед родичем, пытаясь успокоиться. До какой-то степени он еще оставался собой, тем собой, каким был еще час назад, перешагнув порог этой комнаты — но вместе с тем сделался кем-то еще. Сын Брайана Ретвальда и Лицеретты Берайн глядел в лицо Повелителя Бурь и вспоминал, сколько раз за сколько прошедших веков рассматривал это лицо в зеркале.
— Спасибо, — сказал наконец юноша, повернулся к мертвецу спиной и вышел.
Шэграл Крадхейк умер — однако Темный Владыка был жив и готовился подчинить себе Иберлен.
Глава шестнадцатая
Близился седьмой час вечера, удлинились тени и начало холодать, когда возглавляемый Алистером Тарвелом отряд выехал к лагерю его дяди. Эдвард привстал в стременах, присвистнул — напротив форта, как он и ожидал, собрались снаряженные Роальдом Рейсвортом карательные войска. На глаз солдат здесь насчитывалось не меньше пяти тысяч, а то и все шесть. В этот самый момент они как раз, видимо, занимались перегруппировкой — отряды пехоты выстраивались в шеренги напротив ворот, конница держалась пока позади. Прищурившись, Фэринтайн разглядел, что сами ворота сломаны, а в их проеме обороняющиеся устроили заграждение из выложенных в два ряда телег и бочек.
— Видите, — спросил Алистер Тарвел, чьи глаза тоже оказались остры, — сваленные возле входа тела? Эти скоты уже пытались атаковать, причем недавно. И без особого успеха, я погляжу.
— Большое облегчение. Когда мы ехали сюда, я опасался, что опоздаем и увидим пепелище.
— Тарвелы не по зубам каким-то наемным выродкам, — фыркнул молодой рыцарь. — Уверен, дядя держался молодцом, да и сэр Артур не промах, как бы его не костерили всяческие идиоты. Колдер, Боунс! — возвысив голос, крикнул Алистер своим лейтенантам. — Повернуть строй, конницу в четыре фаланги! Копья вперед, знамена поднять, вид — боевой! Ждать моего сигнала!
Сойдя с дороги, отряд вступил на поле, разворачиваясь широким боевым порядком напротив правого фланга неприятельской армии. Рыцари Стеренхорда горячили коней, готовили оружие к бою. Клонившее уже к закату солнце сверкало на украшенных родовыми гербами нагрудниках, на клинках мечей и остриях копий — а свежий ветер развевал плюмажи. Слышались вперемежку чертыхания и веселый смех. Воины не только были готовы к сражению — они ему радовались.
Проверив, легко ли меч выходит из ножен, Фэринтайн подумал, что и сам отчасти захвачен предвкушением боя. Будучи в семье младшим сыном, он вырос среди книг — почти как Гайвен Ретвальд. Никогда даже в мыслях не метил ни в главы дома, ни тем более на эринландский трон. Тем не менее судьба распорядилась иначе — а бесчисленные военные походы, в которых Эдварду приходилось участвовать, к собственному удивлению превратили его в профессионального солдата. Привыкший в юности скорее бренчать на лютне или перелистывать сборники старинных пьес, найденные в фамильной библиотеке, к своим тридцати двум годам наследник Дома Единорога сделался настоящим человеком войны.