Хроники Иберлена (Трилогия)
Шрифт:
Роальд Рейсворт медленно, очень медленно произнес:
— Да, господа. Мы и в самом деле обязаны в скорейшем времени пойти на приступ.
Остальные вассалы Айтвернов ответили одобрительным гулом. Видно было, что решительно все высокие лорды целиком согласны с предложением Тарвела. Им не терпелось дорваться наконец до хорошей драки, им не терпелось покончить с мятежом, и еще они понимали, что промедление и в самом деле очень опасно. Одобрение разносилось по главной зале ратуши города Эленгира расширяющимися кругами, пропитав собой воздух, и даже стражники, несущие караул у дверей, казалось, готовы были застучать по паркету копьями, поддерживая принятое Коронным Советом решение.
Почти принятое.
Потому что, когда шум сделался совсем уже громким,
— Но ведь, господа, правильно ли я вас понимаю… Штурм означает резню. Резню среди моих подданных. Если вы будете брать Тимлейн с боем, погибнут невинные. — Принц сжал губы, и Артур заметил, что руки Гайвена, на которые сегодня были надеты черные перчатки, сжали подлокотники кресла. — Штурм означает резню, — повторил Гайвен, озвучивая те же самые мысли, что еще до начала совета бродили в голове Артура.
Владетель Стеренхорда спокойно выдержал взгляд наследника престола:
— Да, ваше высочество, вы все верно сказали, — подтвердил лорд Данкан. — Без резни нам не обойтись при всем желании, но так оно всегда и бывает. Я повидал на своем веку всяких осад, и знаю, о чем говорю. Жертвы среди горожан будут обязательно, возможно, много жертв, но а куда деваться? Надо же как-то все это заканчивать.
— Герцог Тарвел. — Светлые глаза Гайвена Ретвальда сделались холодны как сталь, и столь же холоден был его голос. — Вы чего-то не понимаете. Это. Мои. Подданные.
— Это вы чего-то не понимаете, милорд! Это не только ваши подданные, это еще и ваша корона. Хотите ее получить наконец или нет? А если хотите, то придется немного испачкаться в грязи, ничего тут уже не поделаешь. Это война, на ней всегда кто-нибудь погибает. Решайте уж, чего вы хотите, предаваться возвышенным раздумьям в лесной тиши или править Иберленом. Если все же второе — придется капельку замарать ручки. — Тарвел разошелся не на шутку. — Может, вы вознамерились выйти к тимлейнским воротам, произнести длинную речь про милосердие и всепрощение? И думаете, тогда все ваши враги разрыдаются и сложат оружие? Ну, можете попытаться, я потом посмотрю и посмеюсь. Я слышал, вы сделались чародеем. Способны вы сотворить такое колдовство, чтобы стены Тимлейна взяли, да и рассыпались во прах?
Пробудившиеся у Гайвена магические способности ходили на устах у всего войска. И, к слову сказать, далеко не все солдаты с радостью восприняли новость, что служат отныне волшебнику. Магия — вещь странная и совершенно непонятная, никогда не знаешь, чего ожидать от практикующего ее. Церковь не осуждала колдовство, но и не одобряла его. Страницы хроник рассказывали как о добрых волшебниках, так и о злых. И даже к добрым волшебникам люди нередко относились с опаской.
Наследник иберленского трона и без того обречен на вечное одиночество, обречен быть отделен от всех прочих людей, неважно, великих или малых, незримой стеной. Но волшебник, обладая недоступным простым смертным могуществом, одинок вдвойне. Пока на Гайвена еще смотрят, как на едва начавшего брить усы юнца, чудаковатого, но безобидного книжника, но смотрят так исключительно по привычке.
— Я не могу обрушить стены Тимлейна, никакие стены не могу обрушить, — сообщил Гайвен после продолжительного молчания. — Вы же знаете, герцог. Когда мне нужно было справиться с Эрдером, Сила пришла. Но я не понимаю, как вызвать ее опять. И вы сами видите, чем мне пришлось заплатить за один-единственный раз. Если так нужно для спасения жителей столицы, я бы рискнул снова. Вот только я не знаю, как это сделать.
Артур вполне мог поклясться, что Ретвальд испытывает не просто сожаление — настоящее отчаяние. Сын Брайана Ретвальда сильно изменился с того дня, когда Артур увел его из Тимлейнского замка. Они все очень сильно изменились.
— Я понял вас, государь, — несмотря на учтивые слова, тон Тарвела был жестким. — Думаю, как следует поразмыслив, вы согласитесь с моей правотой. У нас нету никаких других выходов, кроме предложенного мной.
Никаких
Артур вспомнил Тимлейн с его дворцами и парками, садами, набережными, башнями, соборами, рынками и площадями, людским многоголосьем, пением птиц, зеленой листвой и рассветными бликами на глади реки. Он вспоминал город, в котором хотелось жить и не хотелось умирать. А потом ему представился другой Тимлейн — темный и разгромленный, опустошенный, догорающий, с разрушенными стенами, тлеющими остовами домов, пронизанный удушающим запахом смерти, скованный осознанием своего конца. Прах и пепел. Горы трупов выше высочайшего шпиля. Воды Нейры, покрасневшие от крови. Объятые пламенем мещанские кварталы. Разрушенный стенобитными машинами королевский замок. Видение казалось невероятно реальным, будто он стоял там, прямо сейчас, на одной из испоганенных улиц, и полной грудью вдыхал спертый запах разложения и смерти.
На секунду мир словно дрогнул. Изменился, будто подернувшись вуалью сна.
Видение разрушенного города вдруг стало четким и зримым, оно заполнило собой все вокруг, в то время как зал ратуши, в котором заседал Совет, сделался далеким и почти ненастоящим. Артуру показалось, что он очутился внутри своего кошмара, и видит его теперь наяву.
Он стоял на разбитой мостовой, полной грудью вдыхал удушливую смесь запахов гари и трупного разложения, и над развалинами зданий стлался тяжелый, жирный дым. В небе кружилась воронья стая, множество мелких черных точек, то и дело пикирующих вниз, к разоренной земле. Треск костров и клекот стервятников сливались воедино. Потом все исчезло, и Айтверн вновь обнаружил себя сидящим на каменном подоконнике, подставившим спину летнему солнцу.
— Герцог Айтверн, — вдруг заговорил Алистер Тарвел, смерив его внимательным взглядом. — Вам нехорошо?
— Все в порядке, — ответил Артур медленно.
Сердце бешено колотилось, кровь стучала в ушах. Юноша пытался понять, что же такое только что случилось с ним. Первым делом ему пришел на ум рассказ Гайвена о память крови, а также собственные странные сны.
Айтверн вспомнил, как стоял среди заросших мхом менгиров, разговаривая с Повелителем Тьмы, и еще ту ночь перед битвой, когда ему приснилось множество знакомых людей, живых и мертвых, и среди них — Гайвен с сединой в волосах, и еще день битвы с Эрдером, когда Артур услышал в собственной голове голос кого-то, кто мог быть Золотым Герцогом Радлером. Он, Артур Айтверн, выводящий линию своих предков от князей Древнего Народа, был Одаренным, полукровкой, частью человеком, частью чем-то еще, существом, носящим в своей крови магию. Подобно Гайвену, он не знал свойств своей магии, как не знал и пределов ее возможностей, как не знал, может ли он управлять тем, чем владеет. Видения и знаки приходили к нему сами собой, без спроса и разрешения. Он мог видеть прошлое, вернее ту его часть, что когда-то прошла перед глазами предков. Он мог слышать голоса мертвых, хотя и не знал, откуда доходят до него эти голоса. А еще, возможно, он мог видеть то, что еще не случилось, но только лишь могло произойти.
Будущее. Варианты будущего, что еще не стали, но могли стать настоящим.
Разрушенный Тимлейн, сделавшийся местом пира для воронья. Тот вариант грядущего, что ждет их всех, если какие-то из возможных решений будут приняты.
Вот только ему совсем не хотелось позволить подобному будущему обрести плоть. Его долгом было не допустить подобного будущего, не позволить городу его детства, городу-мечте, городу-сказке, лучшему городу мира, сделаться прахом и пеплом. И в тот миг, покуда лорды Иберлена со все возрастающим пылом обсуждали свою грядущую победу, стражники несли караул на посту у входа, ожидая решения господ, Гайвен Ретвальд обреченно сжимал подлокотники кресла, а мелкие пылинки танцевали в нагретом воздухе, Артур наконец понял, что же он должен делать. И едва не расхохотался, до того простым и очевидным было правильное решение.