Хроники Игрока. Однокрылый
Шрифт:
В зябком мареве небытия, перед моим воспаленным болью разумом, танцевали в смертельном водовороте неясные крылатые тени неведомых исполинов. Меж их попирающими землю стопами вертелись юркие фигурки, помогавшие одним порождениям кошмаров и жалящие длинными копьями других. Затем несколько фигур, словно лишенные опоры колоссы рухнули, издав полный боли и муки крик, а оставшиеся взмыли в небо, преследуемые и преследующие, переплетаясь в воздухе в некий новый замысловатый танец.
— Старшая Сестра, что нам делать со Старшим Братом? —
— Да Грейхолд. Но это ничего. Когда я была Вечном Городе, я получила от Матери инструкции на этот счет, — ответила ему безразличная туманная пустота.
— Все никак не могу привыкнуть к этим высокопарным обращениям! Ты с Мальты, я китаец, а он вообще русский… А теперь мы все братья и сестры…
— Я тоже, — тяжело вздохнула пустота. — Но знаешь, мне даже нравится. Я ведь единственный ребенок в семье.
— Хе… официально — я тоже. Как и каждый из моих семи настоящих братьев и сестер. Так что будем делать?
— Запечатаем его истинную сущность. Перенесем его, в какое ни будь уединенное место, и создадим там особую, завязанную на него зону. Полежит, какое-то время. По другому — никак.
— А может выхилим? Раны то для игрока — пустячные. Пара кастов моего «Священного Света» и парень здоров!
— Не… Он только морфировался в планара, — голос из пустоты тяжело вздохнул. — Не повезло ему. Глянь — он же паладин-легенда, правда, подкласс я определить не могу, не вижу просто. Случись все завтра — он бы этих монстров одной левой…
— Прошу прощения, — холодный женский голос, чуть приглушенный, но все равно сильный проник в мой горячечный бред, — я не знаю, кто вы и что вам нужно от молодого господина, но если вы намерены причинить вред супругу богини…
— Хрена се… — протянул кто-то новый, кого я до сих пор ни разу не слышал.
— Нет, нет, — мягко произнес голос из пустоты. — Это наш старший брат… А вы «Валькирии Элении»… Это та, которая богиня удачи?
— Именно так.
— А у нас даже храмов ее нет…
— Не смотри на меня — я вообще с континента Му, — прошелестел первый голос, теряясь в мареве беспамятства. — Но скажу тебе — враги у него знатные. Не порешат ли нашего брателлу пока он лечится?
— Мы знаем средство, как скрыть молодого господина от взгляда Бранка, — произнес еще один ледяной женский голос и я провалился в беспамятство.
Вновь в мутной пелене я появился, может быть через сто лет, а возможно спустя пару секунд. Кто-то огромный, закрывающий собой свет, пробивающийся сквозь туман, склонился надо моей головой. Тело мое аккуратно подняли и перевернули на спину.
Боли не было, точнее ее уже было настолько много, что вспышки новой, я просто не замечал. На мою грудь легла чья-то рука. Неизвестное женское лицо вынырнуло из марева и посмотрев мне в глаза, что-то произнесло.
Оно, говорило и говорило мне, долго и невнятно,
— Ваня, Ванечка! Дариуш, он, кажется, дышит! — звонкий полный затаенного страха, но неуловимо знакомый голос пробился сквозь инистую пелену отчуждения.
— Пся крев! Он, что пролежал здесь все это время? — выругался кто-то очень раздражонный, который, как я точно знал, должен был быть абсолютно спокойным и безучастным. — Как он вообще здесь оказался? Вокруг ни единого, даже застарелого следа!
Кто-то настойчиво тряс меня, за, казалось бы, уже не существующее плечо, не позволяя вновь раствориться в блаженном небытие и с каждым рывком, словно умелый рыбак, поймавший на свой крючок ценную добычу, выдергивавший меня из сокровенных глубин.
— Атайды Красавыца. Дай-ка мнэ посмотрэт! — гулкий голос с ярко выраженным кавказским акцентом заполнил собой все пространство вокруг. — Ахренэть! Дэйствытэльно жывой. Ох! Вах! Какая у тэбя попка красавыца! Выд потрасающый! Марына выходы ужэ за мэня! А? Хватыт ломатса!
— Слюни подобрал карла бородатая! — ответила девушка. — Не для тебя, сморчка я три часа в редакторе ковырялась! В сотый раз говорю — у меня стойкая аллергия на гномий волос!
— Зачэм ругаэшся хорошая! Я же нэ гном! Я дворф! Горный орел!
— Правда? А по тебе и не скажешь! Орел ты там или дятел сизокрылый, аллергия была, есть и никуда не денется в ближайшую пару тысяч лет. Смирись!
— Рады тэбя — побрэюс! Всэ волосы сбрэю! Буду как Брюс Уиллес!
— Ты разве, что на карликового Гошу Куценко потянешь. И то — с трудом!
— Идите как вы оба… вон туда вон. Или хотя бы подвиньтесь, — еще один знакомый голос, — дела… и ведь действительно не помер. Ни от жажды, ни с голодухи, хоть здоровее на последнем проценте болтается. Но это ничего. Сейчас мы его немного починим.
— Да уж! Чыхнешь — сразу и помрет!
— Эники-беники ели вареники. Опа! Поползла! Поползла родимая! — в голосе говорившего, послышалась гордость. — И еще добавим… У здоров бычара — сколько у него жизней-то! У меня хилка на полторы тысячи! Я уже пяток в него влил, хоть бы на половину полоски поднял…
— Ты Краснолюд, лечи, лечи. Не разговаривай. На нем вполне может быть какой-то дебаф срезающий хил…
— Да я лечу… Но я же вижу в логе… нет никакого дебафа!
— А еще лучше в чувство бы его привел! Тогда и спросишь!