Хроники Кадуола
Шрифт:
«Можно и пешком сходить, но далековато».
«А почему нельзя туда слетать?» — спросил Джулиан.
«Искушение велико, но правила не позволяют — это было бы нарушением прав других постояльцев».
Джулиан неодобрительно покачал головой: «Что ж, не суть важно. В брошюре говорится, что бантеры — раздражительные твари, но вполне безопасны, если на них надевают надлежащую сбрую. Противоречивое утверждение. Непонятно — на бантерах можно ездить верхом или нет?»
«По сути дела, у бантеров отвратительный нрав, и они с удовольствием всех нас поубивали бы, если бы им предоставили такую возможность. Перед тем, как сесть верхом на бантера, необходимо убедиться, что укротитель накормил и
«Кроме того, насколько я понимаю, наездник должен одеться в соответствии с представлениями бантера о том, каким должен быть приличествующий случаю костюм».
«Костюм наездника имеет большое практическое значение. Бантер усмиряется весьма любопытным образом. Укротитель-йип кормит бантера досыта, после чего раздражает его палочными ударами и тычками, приводя животное в бешенство. Когда укротитель убеждается в том, что довел бантера до полного исступления, он подбрасывает ему в стойло большую набитую соломой куклу в черной шляпе, черных бриджах и белом кителе с широким красным поясом — то есть в костюме наездника. Бантер яростно набрасывается на куклу и задает ей трепку — лягает, кусает, подбрасывает в воздух и так далее, пока, по его мнению, кукла не будет лишена всякой способности сопротивляться, после чего, повинуясь инстинкту, бантер закидывает куклу себе на спину, чтобы съесть ее потом — про запас, так как в данный момент он сыт.
После такого припадка ярости бантер становится сравнительно послушным. Йипы надевают шоры ему на глаза, а наездник заменяет куклу в седле, поднимает шоры и спокойно едет, куда хочет. Тем не менее, перед тем, как спускаться на землю, наездник должен обязательно опустить шоры — иначе эта тварь думает, что ее жертва пытается сбежать, и снова задает ей убийственную трепку. Поэтому, если вы едете на бантере, не забывайте: никогда не спешивайтесь, не опустив предварительно шоры!»
«По-моему, все понятно, — заключил Майло. — Если я хочу найти колдовской камень и продать его за тысячу сольдо, я должен отправиться на бантере к Рябистому озеру и искать, пока камень не найдется».
«В принципе так оно и есть».
«И каковы мои шансы на возвращение целым и невредимым?»
«Никакого особенного риска нет — если, во-первых, бантер будет предварительно выведен из себя и получит достаточную разрядку, во-вторых, ты не забудешь опустить шоры перед тем, как спешиться, в-третьих, банджи не придут и не обнаружат, что ты бродишь вокруг да около их стойбища и, в-четвертых, на тебя не нападут какие-нибудь другие дикие животные, вроде тьюрипидов или горных свирепеек».
«А как находят камни, выброшенные в озеро?»
«Ты можешь зайти в воду и нащупывать камни в иле ступнями и пальцами ног. Механическое оборудование применять не разрешается — это уже считается «эксплуатацией Заповедника». По сути дела поиски колдовских камней граничат с нарушением Хартии, но в этом случае власти допускают некоторое послабление и относят камни к категории «сувениров», а не «полудрагоценных минералов»».
«Я не прочь попробовать!» — заявил Майло.
«Я тоже! — вызвалась Уэйнесс. — Хотя, признаться, мне страшновато. Что, если бантер по пути проголодается и решит немного закусить?»
«Тогда тебе придется прострелить ему башку. Каждому наезднику выдается пистолет».
«Жаль, что я такая трусиха! — серьезно сказала Уэйнесс. — Но я постараюсь обращаться с бантером как можно лучше и, может быть, он ответит любезностью на любезность».
«На месте бантера я тоже вел бы себя исключительно любезно, — так же серьезно сказал Глоуэн. — Я бы от всех ускакал в заоблачную горную долину и там играл бы с тобой, как с любимой куклой, пуская пузыри от удовольствия».
Джулиан нахмурился мрачнее тучи — последнее замечание
Слегка опешив, Глоуэн удрученно пробормотал: «Даже если бы я не был бантером, я не отказался бы от возможности ее похитить».
Джулиан обратился к Уэйнесс: «Пожалуйста, не обращай внимания на моего чрезмерно галантного подчиненного — несмотря на то, что в сложившихся обстоятельствах его комплименты могут показаться неуместной фамильярностью».
«В каких таких обстоятельствах?» — не понял Глоуэн.
«Я мог бы не отвечать на твой вопрос, так как это явно не твое дело, но да будет тебе известно, что между мной и Уэйнесс давно достигнуто определенное взаимопонимание».
Уэйнесс напряженно рассмеялась: «Все течет, все изменяется, Джулиан! Сегодня обстоятельства уже совсем не те, какими они были когда-то. А у Глоуэна, несмотря на его непреклонную практичность, душа поэта, и ты должен относиться с терпимостью к полету его воображения».
«В конце концов, я — Клатток, — нашелся Глоуэн. — А Клаттоки знамениты романтическими излишествами».
«Могу подтвердить это заявление историческим примером, — попытался разрядить атмосферу Майло. — Вспомните легендарного Рейнольда Клаттока. Рискуя жизнью, он спас прекрасную деву, занесенную метелью на арктических просторах Касквы. Невзирая на снежную бурю и жестокий мороз, он принес ее на аванпост, развел огонь, чтобы согреть ее, растер ее руки и ноги, чтобы восстановить кровообращение, напоил ее горячим супом и накормил гренками с маслом. Она съела столько, сколько смогла, после чего, расслабившись в кресле, не смогла сдержать громкую отрыжку — тем самым оскорбив Рейнольда Клаттока в лучших чувствах настолько, что он снова выгнал ее на мороз».
«Майло! Историческая достоверность этой легенды сомнительна», — с трудом сдерживая смех, сказала Уэйнесс.
«Надо полагать, прекрасная дева сказала или сделала что-то еще, — предположил Глоуэн. — По меньшей мере, я не стал бы превращать ее в ледышку за такой незначительный проступок».
«Как ты думаешь, чем она могла заслужить такое наказание?» — с живым интересом спросил Майло.
«Трудно сказать. Может быть, она устроила Рейнольду сцену потому, что он пережарил гренки».
«Совершенно очевидно, что ты — достойныйпродолжатель благородных традиций предков. Дамы и господа! Следите за своими манерами в обществе истинного Клаттока!»
«Постараюсь соблюдать осторожность, — пообещала Уэйнесс. — В любом случае я не хотела бы показаться Глоуэну вульгарной».
Глоуэн поднялся на ноги: «Пожалуй, мне пора пойти и распорядиться, чтобы завтра бантеры были готовы к поездке. Джулиан, ты собираешься изучать поле битвы или тоже попытаешь счастья в Рябистом озере?»
В Джулиане боролись противоречивые желания. Он глухо сказал: «Здесь пока что больше нечего делать. Я поеду на озеро».
Глоуэн и Майло направились к стойлам. Пока они шли по террасе, Джулиан провожал их взглядом, укоризненно покачивая головой. Затем, повернувшись к Уэйнесс, он произнес: «Какими бы романтическими фантазиями он ни руководствовался, я нахожу поведение этого Клаттока совершенно неприемлемым. Он на тебя глазеет самым неприличным образом. По-видимому, он забыл, что ты — из касты натуралистов, а следовательно занимаешь положение, недосягаемое для служащих управления, что бы они о себе ни воображали. Тебе давно следовало бы поставить его на место, и в самых недвусмысленных выражениях».