Хроники Кайдарии. Дурная кровь
Шрифт:
Между тем, тучи в темнеющем небе стремительно густели, клубясь подобно облакам дыма над страшным пожарищем, и я вдруг ощутил непомерную тяжесть, словно бы в один миг легшую мне на плечи. Схватка с домоправительницей полностью измотала меня, кроме того, я понятия не имел, что делать дальше и куда идти. Я был изгоем, убийцей с руками, обагренными кровью невинной (с точки зрения вампирского закона) старушки. Меня начинал донимать голод, и я не представлял, где могу утолить его и найти крышу над головой. Единственным вариантом оставалось податься в гетто, населенное людьми, смешаться там с толпой и выспаться в каком-нибудь укромном уголке подобно бездомному бродяге. Но до человечьих трущоб путь был не близок, а пользоваться услугами общественного транспорта я больше не хотел. Слишком уж велик риск, вампиров стоило обходить стороной. А сделать это будет ох как непросто, ибо густели сумерки, наступало время активности Ночного народа, а я даже не мог видеть в темноте так же хорошо, как они.
Следуя темными закоулками и аллеями, в коих густыми клубами копился мрак, через некоторое время я вышел к каналу, в бетонном ложе которого призрачно шелестели густые смолисто-черные воды реки. Здесь, между влажными, замшелыми массивами старых складов попадались человеческие лачуги, сколоченные из какого-то хлама и гнилых досок, принесенных течением. Я хотел было попросить помощи у местных обитателей, но эти изможденные, обескровленные существа, укутанные в грязное тряпье с намалеванными на груди белыми крестами, выглядели так, будто и сами готовы были вот-вот упасть в голодный обморок. Никогда раньше я не задумывался о том, как вообще они выживают и сводят концы с концами в Кроненбурге. Человеческий быт интересовал меня не больше, чем суматошная возня муравьиной кучи. Наблюдая сейчас за новообретенными собратьями, вылавливающими из реки мусор своими тонкими, покрытыми коростой руками, созерцая впалые лица их детей, я все сильнее испытывал стыд за себя прежнего. Я был частью системы, безжалостно перемалывающей жизни дышащих, мыслящих существ, и потому снова и снова задавал себе мучительный вопрос – действительно ли я желал возвратиться к былому своему состоянию?..
Ночь окончательно вступила в свои права. Кое-где в свайных постройках над рекой затеплились окна, зажглись, заплясали огни фонарей, отбрасывая жуткие тени на стены из красного кирпича и почерневшего, изъеденного сыростью дерева. Тут и там на берегу догнивали старые лодки, подобные выброшенным на берег дельфинам. Водная гладь маслянисто блестела, лениво извиваясь в бетонном лабиринте прибрежных кварталов.
Живот у меня сводило от голода. Время от времени я присаживался на какую-нибудь старую бочку или обломок каменной плиты, давая отдых натруженным ногам. Быть человеком – тяжко и безрадостно. Может, Тельма была права, и мне стоило бы давно уже пустить себе пулю в голову? А интересно, что именно удерживало меня на этом свете – отвага, с которой я готов был преодолеть любые трудности, или же банальный страх смерти?
Дойдя до места, где канал круто забирал вправо, соединяясь с полноводной Ллетрой, я вскарабкался по крутой каменной лестнице и, миновав обшарпанные задворки какого-то склада, вновь оказался на улицах Кроненбурга. Бледное сияние фонарей мягко серебрило мраморные скульптуры на фронтонах зданий и тонкие колонны, подпирающие портики в античном стиле. По улицам стремительно проносились автомобили, город вампиров пробудился к своей ночной жизни. Укрывшись в подворотне, я переждал, пока мимо проследует парочка полицаев, ведущая на цепи огромного черного дога с налитыми кровью глазищами. Люди, с наступлением темноты вынужденные жаться по темным углам и обочинам, старались держаться как можно незаметнее. В этом районе простым смертным находиться не воспрещалось, и, как я знал, многие панельные высотки были заселены людьми, работающими на заводах в промышленном районе. Что касается меня, я по-прежнему заслуживал быть повешенным на ближайшем столбе за нарушение установленной формы одежды. Неплохо было бы где-нибудь разжиться мешковатой человеческой робой – возможно, следовало выкупить комплект у бедолаг, ютящихся вдоль канала. Но возвращаться туда ужасно не хотелось, поскольку подъем по излишне крутой лестнице в моем измотанном состоянии являл собою сущую пытку. Оставалось лишь уповать на маскировку, которая вроде бы пока меня не подводила, и старательно обходить вампиров стороной.
Я шагал по тротуару в сторону трущоб, измученный, голодный и замерзший. Мысли при этом витали далеко – я размышлял о том, что услышал от госпожи Шойхцер. Выходит, я был не первым, кто однажды утром проснулся человеком, накануне заснув вампиром. Служба безопасности знала о подобных случаях и, судя по всему, оперативно с ними разбиралась – единственным способом, каким только умела. Это проливало некоторый свет на то, почему службисты за мной охотились, но все же ничуть не проясняло причину произошедших со мною метаморфозов.
На перекрестке Гаут-штрассе и проспекта Патриотов я увидел, как целый отряд полиции зачищает ветхую многоэтажку, населенную людьми. Причина облавы так и осталась мне не ведома. Людей выволакивали на улицу и забивали дубинками на глазах у радостно улюлюкающих прохожих. Я увидел, как пожилую женщину вышвырнули из окна пятого этажа, и она рухнула на тротуар подобно кулю, туго набитому мокрыми тряпками. Пришлось обойти это место стороной, пробираясь темными подворотнями и тесными, похожими на колодцы дворами, в которых лаяли цепные псы и царила топкая, словно бы пристающая к глазам тьма.
Привалившись к холодной стене, я простоял некоторое время, пытаясь усмирить выпрыгивающее из груди
Утром меня ожидал сюрприз весьма приятного свойства – я не окоченел и не умер во сне, что само по себе уже было неплохо, да к тому же натруженные конечности слегка отдохнули и дурман в голове рассеялся. Голод, разумеется, продолжал жестоко терзать мое нутро, но, по крайней мере, я снова мог двигаться. Необходимо было как можно скорее добыть еду.
С рассветом на город опустилась белесая пелена тумана, так что, выбравшись из берлоги и выйдя на Гаут-штрассе, я обнаружил, что все прохожие обратились в серые призрачные тени. Лично меня подобное обстоятельство вполне устраивало. Ноги сами понесли меня в сторону гетто. Через полтора часа я достиг высокой стены из красного кирпича, на которой висела табличка с кривым белым крестом. Там, по ту сторону стены, жили люди, обладавшие определенного рода независимостью. Конечно, многие из них вынуждены были отрабатывать долгие мучительные часы на фабриках и заводах, вставая ранним утром по сигналу сирены, но зато внутрь самого гетто вампиры почти не забредали. За исключением полицаев, конечно, которые периодически устраивали рейды и облавы по любому поводу. Насколько я знал, в гетто имелись бесплатные столовые (вампирская пропаганда ужасно кичилась тем, что власти Кайдарии снабжали рабов-людей продуктами питания на безвозмездной основе), и я поставил себе целью первым делом найти такое место и подкрепить там свои силы. Я очень смутно представлял себе, чем именно питаются люди, но был голоден настолько, что мог бы слопать даже старый башмак.
Поверху стена была обтянута колючей проволокой, а по периметру гетто постоянно курсировал вампирский патруль, хотя сейчас в поле моего зрения не было ни одного упыря. Я неспешно побрел вдоль стены, и вскоре увидел перед собой высокую арку, напоминающую зев темной пещеры. Вход в гетто. Никто его не охранял, не было ворот, замков или хотя бы шлагбаума. Сей факт вызвал у меня облегчение. Я уж приготовился было шагнуть под высокий свод тоннеля, как вдруг услышал за спиной крики и топот, доносившиеся из ближайшей подворотни. Бог весть, что там творилось, но было очевидно, что у кого-то возникли серьезные неприятности. Меня это, впрочем, совершенно не касалось. Я сделал несколько уверенных шагов по тоннелю, погрузившись в полумрак. Позади снова раздались выкрики, злорадный хохот и… визг ребенка? Пришлось остановиться. В памяти возникла недавняя картина – герцог Глемм с кровожадной, мерзкой ухмылкой на сухом лице, взмах окровавленного клинка и откатывающаяся в сторону детская головка. В ту ночь я ничего не мог сделать для узников кровавой ямы (да и не считал нужным, ведь и сам был вампиром), но сейчас… Резко развернувшись, я зашагал в сторону подворотни, откуда долетал шум. За последние сутки глупостей мною было наделано уже предостаточно – одной больше, одной меньше, какая разница?
Звуки раздавались за углом осевшего набок, как бы оплывшего здания с расползающейся кладкой, окна которого были по большей части выбиты либо заколочены. Я перешел на бег. Хохот зазвучал громче. Вжавшись спиной в кирпич, я выглянул из-за угла. Взгляду открылся узкий проулок, заканчивающийся тупиком. В конце его замерла маленькая человеческая девочка с огромными бледно-голубыми глазами. Ее грубо обрезанные светлые волосы так и топорщились во все стороны, и вся она была словно какая-то воздушная, выцветшая, почти неосязаемая. Острый подбородок был заносчиво выпячен. Девочка без всякого страха наблюдала, как на нее надвигаются трое вампиров, один из которых был полицаем, а двое других – гражданские. Их жесты и позы красноречиво свидетельствовали, что именно они собираются сотворить с загнанной беглянкой. Растерзать на части, предварительно, быть может, надругавшись над нею (и плевать, что на вид ей вряд ли можно было дать больше двенадцати лет). Меня поразило (а скорее даже испугало) то, что лицо девочки оставалось до ужаса бесстрастным, без тени страха или волнения. Кричала она, должно быть, просто чтобы привлечь чье-нибудь внимание.