Хроники ларгов: Богини судеб

Крылов Александр Абрамович

Итак, отправляемся на Этриус? Пристегните ремни безопасности. Готовы?

Все же последнее слово всегда остается за читателем, и чтобы не обманывать вашего доверия и, боясь показаться навязчивым, оставлю Вас наедине с «Хроники ларгов: Богини судеб». Как когда-то говорил Николай Коперник, чтобы Твоему Святейшеству не показалось, что относительно пользы этого труда я обещаю больше, чем могу дать, я скромно перехожу к изложению.

Введение. Оскорбившийся бог

На берегу тихой речушки резвились полуобнаженные

нимфы, облаченные в полупрозрачные тоги из тонкого льна. Они играли в догонялки. Здесь была небольшая вполне ровная площадка, небольшой луг, который они давно облюбовали и часто коротали время. Обрамляли это увеселительное место редкие кусты гибискуса, а ближе к лесному массиву величественно возвышалось фиговое дерево с густой могучей кроной, под которым и расположился Сатир, по своему обыкновению наслаждавшийся пением птиц и приятнейшим из зрелищ, которое он мог созерцать вечно, как ему на тот период его жизни представлялось.

Иногда Сатир смеялся, когда нимфы обменивались любезностями или колкостями, однако в мимике лица бога прослеживалось не умиротворение, а легкое недовольство. Неужели эти безобидные создания, которых он создал настолько прекрасными, что земным женщинам трудно было бы тягаться с ними в красоте, посмели как-то оскорбить его. В такое совершенно не верилось, ведь Сатир дал им указание испытывать к нему особое почтение, всячески ублажать его прихоти, приносить лишь пользу природе, людям и всегда быть преисполненными добра. Впрочем, понятное дело, что нимфы никогда не ослушаются своего создателя и боятся сердить его, хоть он и требовал от них вести себя рядом с ним непринужденно, вырабатывать в себе твердость характеров и индивидуально мыслить, а не ждать каких-либо приказов, словно неразумные зверушки. Сатир дал им право свободы действий и никаких иных конкретных обязательств, кроме тех, что уже вышеупомянуты.

Сейчас нимфы наиграются и вернутся к нему, чтобы поинтересоваться, не заскучал ли он. Так всегда обычно и происходит. Если создатель красавиц проголодается, они непременно организуют ужин, а как только его начнет клонить в сон, то он обязательно услышит какую-нибудь новую замечательную сказку. После пробуждения, конечно же, причешут волосы, почистят зубы, вкусно накормят и даже помассируют спину, если он вдруг отлежал себе лопатку, пока спал. С такими помощницами живи да радуйся, но нет. Что-то его в данный момент тревожило.

– Ах, вот ты где! Хотя чему я удивляюсь, – чей-то нежданный голос заставил Сатира вздрогнуть. Он нехотя повернул голову, чтобы увидеть того, кто посмел беспокоить его, хотя, возможно, наоборот кому-то следовало бы прийти и отвлечь бога от печальных раздумий милой беседой о чем-то приятном.

– Какие новости, Зевс? – поинтересовался Сатир у подошедшего к нему мужчины, имевшего на голове золотую диадему и одетого в тогу, расшитую разноцветными нитями, в то время как наготу создателя нимф прикрывала лишь набедренная повязка, какие носили бедняки.

– Друг мой, почему ты не в театре? Ты что забыл, что сегодня праздник Диониса и смертные давно мечтают лицезреть твой спектакль, который

ты обещался им поставить ровно год назад? – возмущенно переспросил его Зевс и без приглашения уселся рядом с ним на траву.

– Нимфы слишком увлеклись и устали для игры в театре, – лукаво ответил Сатир.

– А мои глаза говорят мне, что они полны сил, что даже на руках тебя с легкостью отнесут в театр, только прикажи, – иронично возмутился Зевс.

– Да, утруждать себя нет причин, мой Создатель, – за спинами беседующих богов послышался нежный чарующий слух голосок, – А вот ваш друг, простите, пойдет своими ногами, мы, действительно, немного подустали.

– Дафна, не подслушивай. Я не собираюсь в театр, ты же знаешь, мы останемся здесь, – осек ее Сатир.

– Оставьте нас, – возмутился Зевс и пригрозил нимфе кулаком, – Какая наглая бестия.

– Еще бы! Ведь за ней ухаживает сам Аполлон, а она ему каждый раз дает отказ. Он просил помощи и благословения у Пенея и Геи, даровавших мне энергию своей любви для ее создания. Оказалось, что Дафна его опередила и предупредила своих родителей о том, что намерена блюсти целомудрие, – пояснил Сатир, – Будь нежнее с нимфами, они гораздо лучше людей, хоть и так же остры на язык, как и пьяные участники симпосиев.

– Ах, вот в чем дело! – засмеялся Зевс, – Ты снова оскорбился высказываниями и колкостями неразумных смертных.

– А ты бы не оскорбился, если бы тебя назвали рогатым богом, напившимся до беспамятства и упавшим с Олимпа в кучу неспособных окуклиться нимф?

– Это сильное оскорбление, сильное, друг мой. Я бы в тот же миг испепелил этого смертного и всех, кто был бы поблизости, чтобы не осталось ни одного свидетеля. Уверен, что в силу своей доброты, ты ограничился тем, что просто выбил насмешнику все зубы, окинул смеявшихся над тобой окружающих гневным взором и ушел, ничего им не сказав в ответ на такое оскорбительное поведение.

– Его зубы целы. Я представил, что он остаток свои дней не сможет кушать твердую пищу и будет вынужден отдавать предпочтение напиткам, что над ним будут надсмехаться еще больше, чем надо мной, и в итоге он упадет не с Олимпа, в кучу конского навоза, задохнется и умрет.

– Славно же придумано. Что тебя остановило?

– Любовь к людям, – не сразу задумчиво признался Сатир, – Человеколюбие.

– Тогда понятно, почему люди говорят, что у тебя на голове растут бараньи рога и почему ты снял со своей кудрявой головы чудесную золотую тиару со спиралями, – согласно кивнул Зевс.

– Послушать тебя, так гневное выбивание всех зубов глупцу даст ему ума, – отмахнулся Сатир, – Твои советы ни чем не лучше тех, что давал мне Арес.

– Могу ли я поинтересоваться, – заинтриговано уточнил Зевс.

– Можешь. Он посоветовал снять шкуру с насмешника, выделать ее и постелить перед входом здания для проведения симпосиев, – сказал Сатир и тяжело вздохнул.

– Подожди. Что-то не пойму логику.

– А в этот раз он посоветовал скинуть насмешника на кучу неспособных окуклиться нимф и именно с Олимпа, что ознаменовало бы всеобщий гнев богов.