Хроники Ледяного Королевства

Панихин Алексей Андреевич

«О да, он предупреждал людей, — кричал про себя Эш, — мол, он настолько силён, что ни один мир не выдержит его тяжести. Ерунда! Ему просто требовалось произвести впечатление!»

— Умри, убийца! — подросток схватился за кинжал и уже было воткнул его в сердце, как руки опустились. Бесцветный поток силы оросил своды Ледяной Пещеры, и Эш ощутил могучий толчок мутной энергии, скапливавшейся сейчас в основании зачарованного монстра перед собой. Удар пришелся прямо по голове, юноша отлетел на несколько футов в сторону. Не сильно ударился спиной об камни, но встать почему-то не смог. Огромная, неистовая, невозможная сила буквально придавила его к полу. В воздух, прямо над ним, взмыл Мьюту. Накидка ниспала с его плеч, в руках он держал Лиравель — Сияющий Меч, глаза его источали пламя ужаса и власти. Кичум ничего не боялся, и ни на секунду не пытался оставить своего желания отомстить, заглушить тот комок нестерпимой боли, что кроился у него в горле. Иногда, бывает хорошо

поплакать, выпустить наружу тот сгусток темноты, что иссушает изнутри. Но менталы не умеют плакать, поэтому юноша лишь сильнее скалился на парившее вверху чудовище. Заклятья Мьюту не уловил, настолько стремительно бросил его Арлиан. Подземный зал озарило зеленое пламя, и из покеболов, будто самопроизвольно, появился Снизел, Квилава и Голем.

— Сейсинтэки сидзукэса! — прошипел, точно змея, Эш и троица монстров моментально, не зная страха и упрека бросилась в атаку. Теневой Шар клона проскакал мимо Снизела без всякого вреда, Голем чудесно заблокировал удар Лиравеля, свернувшись в шар, Квилава прищурившись выстрелила огнеметом из-под потолка, оставаясь в тени до последнего момента.

От Мьюту выплеснулась волна обжигающего света, — он отшатнулся назад, но в спины ему уперлись покемоны Кичума. Они атаковали так, словно ещё помнили, что такое ярость и неистовство. Немногие атаки от клона были разорваны в клочья за считанные мгновения, всё вокруг покрылось вспышками, дымом и пеплом. Эш почувствовал, как пленение вражеской силой отлегло. Он смог подняться, поднял с земли нож и бросился в бушующее впереди пожарище. Но, вдруг… прямо ему на встречу вылетел Он! Размахивая громадным двуручным мечом, он рёвом, достойным настоящего дракона, собрал всю силу воедино, и все монстры Эша пали разом, поверженные неизвестно чем. Эш потянулся было за покеболом, но внезапно его руку оставила лапа Мьюту, тот мгновенно оказался рядом и как нельзя более сурово осматривал юношу сверху вниз, Лиравеля в руках не было. Глаза его вновь стали прежними, перестав светится.

— Это бесполезно. Хватит! — тяжело отдавался голос в сознании тренера.

На лице ментала отразилось отчаяние. Покемоны дисциплинированно лежали на другом берегу реки, неподвижные, словно изваяния, так что невольно закрадывалась мысль: а живы ли они вообще? В горле клокотало, глаза сделались совершенно безумными. Он попятился, словно пытаясь осторожно отодвинуться от Мьюту, скрыться, но… тот держал руку не отпуская.

— Аспен, и мой отец, в некотором роде, — прозвучал голос вновь. — Он никогда бы ко мне так и не относился, но это ведь он меня породил? А разве у тебя, иначе?

Эш Кичум замер, словно замороженный. Зрачки глаз прекратили беспорядочное мельтешение. Его опутала ярко блистающая изумрудная сеть самых различных эмоций и чувств, которые были забыты, и он замер. Бесчисленные их острия вонзались в его тело, отзываясь болью. Он молча умирал, сумев лишь немного увидеть себя со стороны.

Приходил он в себя медленно и мучительно, сознание не хотело возвращаться от гибельно-притягивающей бездны, открывшейся ему в последние мгновения. Мьюту все еще стоял рядом и держал за руку; Снизел и Квилава стоял возле ног, Голем недоверчиво оглядывал противника чуть правее. Кичум приходил в себя, и величественным жестом отстранил клона в сторону, вскинул подбородок, закрыл глаза… Губы дрогнули, изящные длинные пальцы сжались в кулаки. Внутренним взором он смотрел сейчас на тёмное пламя, бушевавшее в незримых для других кострах возле подножия Ледяных Гор на севере Ашерона.

Уже было легче…Покалывание снега под щекой и ужасно болевшее горло. Он приподнялся на локтях, чувствуя, как голова кружится от недосыпа, и огляделся. Эш заснул прямо возле остывшего костра, от которого остались одни угольки, рядом сновали покемоны. Каждый из них считал своим долгом покоситься на своего учителя, наставника и, наверное, друга, а то и вовсе прищелкнуть языком, но ни один не остановился и не заговорил — боялись… боялись проявить даже самые обыкновенные эмоции, выразить хоть какие-то чувства… как это тяжело. Тяжело бы лишь сначала, — когда это приходилось сдерживать, когда охваченный восторгом и ликованием успеха, победы прятал глубоко все чувства внутри собственного сознания… прятал, укрывал до тех пор, покуда от былого не осталось и отблеска. Снизел и Квилава, каменный страж Голем, — одни из лучших учеников слуги храма Дигнатеру… каждый из них прошел долгий путь от терзаемого предрассудками ребенка до хладнокровного, закованного в доспехи закона и кодекса ордена, ученика ментального тренера. Лучшие из лучших… но они совершенное ничто пред Ним…

Собственно процедура «поражения» была несложной и даже довольно приятной для «жертвы». Сладостная истома гипнотического сна смыла на время всякую усталость и волнение. Кичум сделал три глубоких вдоха-выдоха на сердечный центр, поднялся на ноги, неохотно снял с себя серебряный плащ и, ежась от холода, зашагал к Мьюту, который в это время стоял на самом обрыве. Покемон, похоже, не почувствовал его приближения… Последние шаги дались нелегко… он… все-таки не

казался ни родным, ни близким существом… он убил отца, которого Эш так и не смог узнать, так и не сумел понять. Отнял ли Он у него счастье детства, в компании смелого и уверенного в себе отца, примера для подражания и образа для восхваления? Нет, черт возьми! Аспен никогда бы не остановился… Но… как же хотелось, обвинить Мьюту источником всей исходящей из глубины сердца боли! Но, отчего же, казалось что именно Он — Единственный, кто лучше кого бы то ни было понимает стылой холод души ментала? Почему, во всем Мире, нет никого столь же похожего в своей нерушимой обреченностью перед прошлым, настоящим и будущим? Эш почти почувствовал, как из сердца высвобождается зеленая энергия, формируется в поток, и он стал задавать направление… Клон изумленно обернулся. В лиловых глазах застыло какое-то непонятное, мутное выражение, не то удивление, не то боль, не то какая-то странная радость. Он стоял, сжимая в руках вечно обнаженный меч. Холодный поток воздуха пронзил тело, несмотря на ограждающий его энергетический барьер. Тлели угли в костре, и мерно падающие хлопья снега убивали в нем последние искры. Раздался хруст поленьев:

— Ты сожалеешь о том, что было сделано тогда? — тихо спросил Дигнайт.

В необъятной памяти покемона очень ярко всплыла черная — черная ночь в долине Миркфилд:

— Нет… Я не способен на проявление этой стороны своего характера.

Этот тон тренер уже слышал.

— Мы ведь вроде договорились не обманывать друг друга?

Мьюту почти недовольно просопел.

— Я чувствую тоску, печаль, страх… мм… любовь, что здесь еще, — глаза тренера обернулись, точно кристалликами белого льда, в них застыло безразличие, он хладнокровно перечислял эмоции… словно вскрыл тело измученной добычи, и вытряхивал из него все внутренности… Покемон внимательно посмотрел на него. Его лаза призрачно поблескивали в сумраке ночи, и человек знал, что он сейчас видит не хуже, чем днем.

— Прекрати, — по истечению минуты сказал клон. — Хватит!

— Чего ты боишь…

— Я вижу людей… Они мертвые лежат в необъятной долине… Я вхожу. Я хочу подойти к ним, и они… встают. Окровавленные, порубленные… начинают укорять меня. Проклинают, твердят, что это я во всем виноват… А потом вокруг из ниоткуда появляются мертвецы… все те, кого я убил, и начинают меня истязать…

Внезапно, покемон подошел и схватил тренера за плечи, чуть сжав, словно пытался обнять, — его речь сорвалась на шепот, который сильно барабанил где-то внутри сознания:

— Эш Кичум, сын Аспена, ты тоже был там… ты смеялся и плакал, был неживым, не мертвым и Смерть была за тобой повсюду, Жизнь оканчивалась у ног твоих!

Навряд ли, эти кошмары и стали главным шагом к их примирению. Кичум не находил в себе сил злиться на покемона, — причин ни как не находилось. Он подозревал, что во многом из-за него он теперь занимался таким самобичеванием. Он почти чувствовал, что он искренне желает исправиться в глазах человечества, и мало-помалу оттаял. В конце концов, они вернулись на старый уровень общения и как будто забыли о драке. Ночь постепенно таяла, уступая место предрассветным сумеркам, — у подножия Колдурстра забрезжил рассвет, — дуновение солнечного тепла и нового дня уже ощущалось в морозном воздухе. Мьюту и Кичум шагали под сводами громадной ледяной пещеры, древнего поселения немногочисленного клана хранителей покоя Гламулоса. Пещера эта была создана как естественными силами природы, светом солнца и течением воды, так и самими людьми, сформировавших и украсивших свое жилище по собственному вкусу. Попавший сюда не мог не отметить некую разнородность в окружающем в убранстве, удивительно, но покемоны это чувствовали особо тонко и правильно. Открылся сводчатый зал, круглый, стиснутый с боков проходами новых коридоров. Повсюду стояли недвижные, когда-то журчащие водопады источников, эффектно освещаемые падающим через окна в потолке солнцем и луной. Казалось, каждый кристаллик льда рождает свою радугу, дрожавшую в морозном воздухе и приятно оттенявшую белизну снега. Они шли мимо громадных ледяных скульптур, изображавших по большей части драконов, иногда среди них попадались и нынешние обитатели Хладных гор — киндры, урсоринги, огромные, к счастью дремлющие стиликсы. Кичум мельком глянул на огромный фонтан в виде могучего старого дракона-самца с длинными, причудливо выгнутыми рогами и древней неукротимой яростью в прозрачных глазах, в которых отражался свет убывающей луны… казалось, что он смотрит прямо на него, — это был сам Гламулос. Тренер поднял взгляд на шагающего рядом монстра:

— Ты это… будь осторожнее. Береги Лиравель, — и не дожидаясь ответа, начал карабкаться вверх по скользкому склону на верхний уровень; Мьюту вздохнув — из его пасти вырвалось облачко пара — взлетел следом. Эш выпрямился, пригнулся и почти просочился сквозь узкий лаз в следующий коридор. Проверил, все ли на месте, едва дотронувшись до своего кинжала, лезвие которого было словно облито кислотой — искореженное, изуродованное, оно напоминало губку, и единого взгляда на него хватало, чтобы понять — это не исправить. Ментал аристократично дернул бровями.