Хроники Мастерграда. Книги 1-4
Шрифт:
Упорствовать не стал, приказал поднять весла, караван остановился, потихоньку дрейфуя вниз по течению. Странно наряженные, в узких портах и короткой рубахе зеленого цвета, ратные подплыли поближе, огромные, словно медведи, широкие и длиннорукие. Приказчик понял – отменные бойцы даже без скорострельных пищалей. Поинтересовались, кто такие, по какой надобностью приплыли. На что получили ответ: мы гости торговые, посланы именитыми купцами Строгановыми по приглашению воеводы Соловьева на торг. Стрельцы бегло осмотрели и пересчитали привезенные грузы, записали в книгу и пропустили караван к крепости. А товар корабли привезли изрядный: хлеб, мед, соболиные, лисьи, волчьи и другие шкуры, льняные и конопляные ткани, смолу, поташ, деготь,
Корабль уткнулся о бревна пирса, приказчик первым выскочил на берег. Сняв шапку, угодливо поклонился стрельцам, залебезил, на что хозяева ответили надменным кивком. Ратные люди осмотрели, сверяясь с записями, людей, груз, оружие: сабли с мушкетами и две взятые в поход пушки, наконец, назвали мыто.
Мыто- таможенная пошлина.
От размеров суммы, названной старшим из ратных, Пахомов густо побагровел. Спорил, божился, рвал себя за камзол на груди и истово целовал крест, убеждая, что никак нельзя столько, что это сущее разорение, но старший стояли на своем и только посматривал на приказчика с непонятной ухмылкой. Мужики около телег равнодушно смотрели на разыгрываемый Пахомовым спектакль, видать, уверены – никуда не денется, тряхнет мошной. Наконец, приказчик смирился, утих и уплатил столько, сколько требовали. С извозчиками Пахомов сговорился о плате быстро и недорого. Мужики оказались русскими, они прибились к пришельцам и построили избы тут же в торговом поселении. Загрузив нанятые телеги, Пахомов уселся на первую. Буркнул недовольно возничему:
– Поехали.
У ворот в городок ратные люди со скорострельными мушкетами, сопроводили хмурым взглядами въезжающих в открытые ворота возы.
Небольшая, мощенная битым красным камнем площадь, огорожена однообразными, высокими и узкими, в два жилья, бревенчатыми избами, покрытыми по-господски – черепицей. Наверху, под самыми крышами, диво – дивное, светятся огнями узнаваемые, но слегка непривычных очертаний, буквицы. «Баня» – поднатужившись, прочитал название над одной из изб Пахомов и покачал головой. Поди ты! Пришельцы неизвестно откуда, а пишут по – нашему! Что больше всего поразило Пахомова, это чистота, как будто мусор (зола, падаль, битые горшки, сношенное тряпье) не выкидывался на улицу, только на дальнем конце площади дымили свежие катышки лошадиного навоза. Из-за угла резво выскочил худой, как щепка, мужик, деревянной лопатой сгреб «добро» в ведро и был таков. С площади мощеная тем же красным камнем широкая дорога шла к центру, там виднелись узнаваемые очертания деревянных навесов, доносился гул торжища и стук топоров.
Телеги втянулись за ворота, дорогу заступил высокий мужик с внимательным взглядом и поднял руку в останавливающем жесте. Ветер развевал длинные полы белого халата. Ездовые привычно натянули поводья, остановились в паре шагов. Старший приказчик, недоуменно нахмуря брови, толкнул в плечо ездового:
– Это кто?
– Дохтур, – не поворачиваясь буркнул в ответ, – Щас вас осматривать будет!
– Опять дохтур? Так смотрели уже!
– Три раза должны осматривать, – мужик мрачно буркнул, затем нехотя добавил, – прибрел тут один давеча, тело в сыпи, внутри их водица черная!
Мужик подумал еще и добавил со значением подняв заскорузлый, с траурной каемкой под ногтями палец вверх:
– Черная оспа! Если бы дохтора не углядели, всем смерть! Сторожатся болезней хозяева наши, купцов только после осмотра допускают, а в их город и нам дороги нет.
– О как, – только и смог ответить Пахомов.
Работа разведчика тайная и заключается в получении точных сведений, а как их добудет, это начальство не интересует, выкручивайся, как хочешь. «А как я исполню урок Григория Дмитриевича? Как выведаю про жизнь их и войско? Ладно, осмотрюсь, придумаю что-нибудь, не впервой!» Вздохнув глубоко и шумно, примирился с неизбежным осмотром.
Дохтур заставил торговых людей задирать рубаху, осматривал и опрашивал всех, включая самого последнего гребца,
Высота и толщина крепостных стен заставили скривиться в презрительной усмешке. Ратные люди у ворот нахмурились, грозно покосились.
– Че надо? Проваливай давай!
Пахомов втянул голову в плечи, торопливо отвернулся, попятился. От греха подальше, чтобы не наваляли, поспешил прочь.
Только отошел от ворот, как вновь натерпелся страху: из-за угла с шумом вынырнула самобеглая повозка. Сердце екнуло в груди, изумленный Пахомов застыл соляным столбом. Повозка бибикнула, не останавливаясь, объехала глупого аборигена и свернула в переулок, оставив после себя в воздухе медленно тающий серый дымок и неприятный запах. Стоял, широко распахнутые от изумления глаза смотрели вслед самобеглой телеге, ноги не несли. Дрожащим голосом зашептал молитву, часто, быстро и мелко крестясь. От ворот донесся обидный смех, не оборачиваясь, плюнул на землю и побрел дальше.
Ходил, дивился. Много городов повидал, и в Новгороде приходилось быть, и по стольной Москве ходить и по латинским городам, но таких чудес не встречал. Не только на входе, везде на мощеных камнем и досками мостовых чисто, в окнах стекла, на улицах вперемешку горящие огнями вывесок харчевни да постоялые дома. Немногочисленные прохожие: башкирцы, татары да наши русские мужики и бабы проходили мимо, скользя по Пахомову безразличными взглядами. Видать, привыкли к гостям. И никого, кто видом напоминал пришельцев. У здания с вывеской «Школа», остановился посреди дороги, с удивлением разглядывая блестящую стеклом окон трехэтажную избу. Двери распахнулись настежь, пестрая толпа мальчишек и девчонок с гамом и смехом выскочили на улицу. Впереди неслась пигалица лет десяти, показавшаяся издали похожей на его Софьюшку. Кровь резко, толчком, ударила в голову, и только спустя миг понял – похожа юница, но не его дочь. С задорным криком:
– Тебе галить (выполнять роль ведущего в детской игре – южноуральский диалект русского языка)! – девица пулей промчалась мимо Пахомова, завернула в ближайший переулок. За ней неслась стайка детворы.
Пахомов постоял, почесывая затылок и удивленными глазами глядя вслед мальцам. Хороший разведчик ничему не удивляется, но сегодня не тот случай. Ну мальцов учить, это куда не шло, юниц-то зачем? Бабье дело мужу кашу варить, да детей рожать. Зачем ей грамота? Не понять этих пришельцев, с жиру бесятся!
Откуда-то из центра доносились удары топора и крики торга, Пахомов повернул на звуки, здраво рассудив, что и какой-никакой трактир найдется. В углу просторной площади споро ладили бревенчатую церковь, возведя ее до второго этажа. Мастеровые с носилками сновали, тащили кирпич и раствор известковый. Поодаль плотницкая бригада доски сбивала, стружки из-под топоров, да других, чудных инструментов то дождем сыпались, то лентами вились. Пахло смолистой сосной. Под деревянным навесом в центре – торжище. Купцы кричат, зазывают покупателей. На травке у стены будущей церкви спала, свернувшись калачиком, нищенка в тряпье. Юродивый, заросший, оборванный, увидев приказчика, оживился. Звеня тяжелыми веригами, запрыгал, тыча пальцем в новенького, громко завопил, застонал: