Хроники Моокрогга. Изнанка Тьмы. Том 2
Шрифт:
– Звор, а как выглядят хатры? – внезапно спросила девушка, напряженно всматриваясь в горизонт.
– Своеобразно, – я сжал зубы и распрямил ногу. В глазах на пару мгновений потемнело, подкатившая дурнота заставила порадоваться за пропущенный завтрак.
– Но на людей похожи? – воительница встала в полный рост и потянула ремень арбалета.
– Похожи.
– Значит во-о-он тот прозрачный мешок на ножках точно не хатр. Но он идет сюда. По воздуху идет.
– Какой мешок? – я проследил за ее взглядом, щурясь на тусклое солнце. – Бездна, только этого не хватало… Кевлара, не стреляй!
Поздно. Болт вонзился в центр «мешка» и шхарр стал полностью видимым. И слышимым. Тонкий писк ввинтился в мозг раскаленным наконечником копья. Кевлара взвизгнула и присела, зажимая уши, Усбот испуганно всхрапнул и попятился, морально устойчивый
– Это что еще за верещащий бурдюк? – Захар неприязненно рассматривал нежить. – Никогда таких не видел.
– Шхарр. Водится только на Севере.
– Он опасен?
– Не слишком, если не провоцировать.
– Прибить сможешь?
– Придется, эти твари злопамятны, просто так он теперь от нас не отвяжется.
Гивьер счастливо спустился и заметался по дороге. Шхарр прекратил орать и летал за конем белесым комком, перебирая в воздухе короткими обрубками ног. Скальная нежить в большинстве своем наплевательски относилась ко времени суток и преспокойно нападала даже днем. Шхарров привлекали всплески магии, слетались они на нее как мухи на мед. Но нападали крайне редко, довольствуясь сбором остаточной энергии от заклинаний. В местных условиях вид процветал, подпитываясь эманациями аномалии, но Кевлара своим выстрелом спровоцировала «мешок на ножках», и теперь он из чистой зловредности будет пакостить нам, пока не угомонится. Или не упокоится.
Я поднялся, скрипнув зубами от боли:
– Уязвимое место шхарров – спина.
– Отлично, знать бы еще, где она, – вампир одной рукой придержал меня за пояс, другой разворачивая плеть.
Нога предательски дрожала и норовила подогнуться, в голове плясали багровые всполохи, мешая сосредоточиться. Шхарр снова заверещал, подуставший конь с новой силой заметался по кругу. Лишенные определенной формы шхарры умело пользовались голосом, доводя жертву до исступления. Гивьер имел все шансы быть загнанным насмерть или разбиться о скалу, не вынеся пронзительных воплей над ухом. Оружие шхарров не действовало только на сознательно пьющих кровь – хатров, орков и вампиров. Плохо поддавалась также другая нежить и урожденные Севера. Радоваться такому везению я не торопился.
– Кажется, отсюда я его достану. Постарайся не падать, хорошо? Звор, ты там живой?
– Наполовину, – я, пошатываясь, утвердился на скользких камнях и высвободился из заботливого захвата Захара.
Тот с сомнением посмотрел на меня, качнул головой и, по-кошачьи извернувшись, полоснул пролетающего шхарра плетью. Хищная сталь отскочила в сторону, вопящий комок попер на нас. Я тоскливо вздохнул и выбросил вперед руку, Щитом сдерживая напор нежити. Захар пробормотал что-то о предках шхарра, грешивших скотоложством, и повторил удар. Мимо, сгусток вильнул в сторону и открылся. Но не нам. Свистнувшая стрела живописно украсила одну сторону белесого слизистого комка, тот пошел мелкими волнами боли и заверещал на тон выше. В ушах засвербело, но я преобразовал-таки Щит в силовую волну и швырнул шхарра в сторону. Мадьяр, практически свесившись с гребня, от всего сердца поприветствовал гостя плетью, и брызнувшая желтоватой слизью бесформенная масса шмякнулась вниз. Я опустил руки и, не удержавшись, осел на камни. Голова кружилась, злобно пульсировало колено, перед глазами хороводили цветные снежинки. Я отмахнулся от помощи и отправил Захара за остальными. Гнедой жалобно ржал внизу, ему вторили сбежавшиеся на шум буровато-серые скальные волки. Наконец я смог сфокусировать взгляд на застывшей в трехстах шагах фигуре, овеваемой плащом. С такого расстояния точный выстрел могла обеспечить только магия или нечеловеческая природа стрелка. А то и обе сразу. На Севере это могло означать лишь одно – нас прикрыл патруль. Значит, Иса получил мое сообщение.
К плащеносцу присоединились еще пятеро и направились к нам.
Глава 5
– Кевлара, прекрати коситься, они тебя не съедят. Сейчас, по крайней мере.
– Захар, не пугай!
– А то что?
– Никуда я не сбегу! И не кошусь. Я по сторонам гляжу.
– Ну конечно, по сторонам она смотрит… Не ерзай, а то ссажу на землю. Будешь с ними шагать. Заодно и поближе разглядишь.
– Не надо!
Я разлепил глаза и попытался осмотреться. Слева понуро плелся Гивьер. Справа спокойно и размеренно шагал Скьяффирд. Между седел был растянут черный хатрский плащ, в котором почетным грузом лежал я.
Покрепче вцепившись в плотную ткань, я снова закрыл глаза. Так хоть не видно змеящихся расщелин, зажавших дорогу в тиски. И совсем незаметно, что кони ступают в пяди от их неровных краев. Только слышится поскрипывание сбруи и тихие голоса. Кажется, что ты в безопасности…
Тепло. Запах свежего хлеба и наваристой похлебки. Солнечные блики легонько скользят по опущенным векам. Тихие родные голоса: не разбудить бы, еще навскакивается ни свет ни заря. Ласковый ветерок забирается на печь, колышет занавески, щекочет теплыми пальцами лицо. Ну, хорошо, встаю уже, встаю! Куда, а завтрак? Потом, всё потом! Изумрудная ширь врывается в глаза. Сполохами на ней – кони. А вон и наш: капризный, молодой, в белых «чулочках» на задних ногах. Просто так не подойдешь, одарить надо. Волнами колышется трава, в рост, выше макушки! Гладит по щекам, просит остаться. Ветер ворошит безбрежную гладь поля, гнет к земле метелочки соцветий. Бегом! Ловя прозрачные запахи неведомых городов и стран, далекого загадочного Моря, близкого знакомого леса и огня…
…Брызнули в сторону кони. Полетел, закружился вихрем над полем крик. Хлещет по лицу трава, в кровь разрывает кожу. В широко распахнутых глазах пляшет яростное пламя, люди бегут, спасаясь от закутанных в черные плащи фигур. И они, они там! Мама! В ледяные осколки разбивается утро, такое тихое, родное. Угасает вместе с солнцем нежный любящий взгляд. Отец! Сплетаются с болью сжатые на черене меча пальцы. Рябиновыми гроздьями зацветают ступени, перепрыгнутые в спешке. Два удара сердца. Последних удара. Застилает глаза соленая влага, двоятся, троятся черные призраки, скользящие между домами. Скрипит, плачет рушащийся дом. Помощи не будет. Никто не защитит, не остановит, не перехватит занесенную руку. Прочь! Бежать! Падая и разбивая в кровь руки, лицо, память… Потерять себя в желтой стерне, забыться и умереть, потому что не может биться разорванное в клочья сердце. Последний взгляд через плечо. Застывший силуэт на фоне пронзительно-синего, холодного неба. За плечами полощется капюшон черного плаща. Тяжелые складки поймали ласковый ветер, обернув его ураганом боли. Когтистая рука сжимает роняющий красные бусины клинок, по рукоять омытый в соленом вине крови. Черненым травлением – вертикаль руны на лезвии. Проницательные желтые глаза, смотрящие в душу. Честь и долг. Боль и отчаяние. Ты поймешь меня, когда станешь старше. Уходи, я не стану тебя убивать…
…Ночь. Холод. Страх и ненависть. Боль утраты. Пустота на месте сердца. Сплетает клубок старуха-память. В черной пыли – затертые чужаками багровые капли. Отец… Разжать руку, с дрожью схватиться за меч. Стереть из памяти радость и гордость, мечты о том, как когда-нибудь эти руки сами сожмут твою ладонь на холодной рукояти. Остерегут, напомнят: береги, теперь твое время пришло заступиться за нас. Как мы берегли, так и нас беречь будешь. Мать… Подойти, сесть рядом, припасть щекой к застывшей красной патоке, измаравшей живот. Вырвать с корнем заливистый смех и наполненный любовью взгляд, ласковые руки и звенящий серебром счастливый голос: скоро братик у тебя будет, сынок, так ворожея сказала, рад ли? Разбить хрусталь тишины криком-воем, поделить себя между ушедшим солнцем и пришедшей луной. И долго ждать, когда утихнет боль. Да так и не дождаться…
Я с шипением, сквозь зубы втянул пряный, холодный воздух. Передвинул поудобнее ноющее колено и посмотрел в желтые глаза виглара. Знаменитый серебряный меч комиссара лежал на столе между нами. На лезвии тускло мерцала вертикальная линия черненой гравировки: «иса», руна вечного льда.
– Я не люблю убивать безоружных, – раздался негромкий спокойный голос, – и вы вправе мстить за свой род. Вы за этим меня позвали?
– Нет, комиссар, – я опустил «господина», но Иса промолчал. – Я хотел попросить вас о помощи. Мстить я не буду. Не потому, что боюсь проиграть, а потому, что вы исполняли приказ. И мстить нужно не вам.