Хроники Обетованного. Клинки и крылья

Пушкарева Юлия Евгеньевна

– Что это такое?
– пролепетала Тааль. Она стеснялась бесконечных вопросов, но не могла удержаться. Гулкое эхо разнесло её голос по стенам, разветвило во всех направлениях и закоулках; она лишь сейчас поняла, как потрясающе-прохладно здесь, под крышей.
– Какие-нибудь жертвенники, алтари?..

– Ох, Тааль, - опять засмеялся Фиенни - легко и певуче, точно серебряные колокольчики звякнули. У Эоле и то получалось, пожалуй, грубее.
– Значит, такую память оставили тауриллиан в Лэфлиенне?.. Они бы не обрадовались, думается... Это просто-напросто торговые ряды, прилавки. Здесь продавали и обменивали всё на свете - серебро и камни, свитки, карты и стрелы кентавров, и ткани тоньше паутинки, сотканные лесными феями... Боуги

везли сюда амулеты и другие магические приспособления, им в этом не было равных; агхи из-под гор - оружие и доспехи, пробить которые не могла даже праща великанов. Твои сородичи приносили в клювах целебные травы и мази, а ещё, конечно, их песни ценились на вес золота. Сюда забредали даже Двуликие, или оборотни, для своих загадочных дел... Я уж не говорю о людях - бескрылых, беззеркальных, двуногих, называй их как угодно. Их были здесь сотни тысяч, Тааль. Многие жили прямо тут, в Лабиринте, и занимались своим ремеслом. Кожевники, и стекольщики, и кузнецы, и творцы свечей из ароматного воска... Только представь: какой-нибудь седобородый учёный, отложив толстый словарь русалочьего языка, вечером возвращался к себе в каморку, в одну из таких вот пещер - а там его ждала жена-гадалка с хрустальным шаром, и глаза её были жёлтыми от драконьего пламени, на которое она насмотрелась днём...
– голос увлёкшегося Фиенни стал выше и напряжённо дрогнул; Тааль слушала, мечтая не пропустить ни звука. От каждого его слова толпы прекрасных миражей обступали её.

– Русалочий язык?..

– Да, язык морского народа - услышав его однажды, можно потерять разум, как и от их зелёных безжизненных взглядов... Раковины и жемчуг, белый, будто солнце в Пустыне или снежные шапки на вершинах гор, - о, как люди и тауриллиан восхищались ими! Думаю, эти прилавки ломились от жемчуга, так что агхи завистливо скрипели зубами...

– А драконы?

– Те навесы, что здесь повсюду, строили из скорлупы драконьих яиц... Когти и зубы, кусочки шкуры, кости умерших драконов - всё это были драгоценные товары, дивный сон для любого мага или собирателя древностей. А тем временем живые драконы ревели тут же, за стенами, и летали над садами Города - но магия укрывала сады, спасая от пламени... Да, Тааль, в это трудно поверить, но сады цвели здесь повсюду - в парках, вокруг тихих прудов с зарослями плакучих ив по берегам, и возле сверкающих дворцов тауриллиан... Пьянящая кипень яблонь, и розы ста двадцати оттенков, и лилии, и кусты жимолости - о, в этом знали толк! Садовники Города водились с феями, цветочными и древесными атури (их ещё зовут дриадами, знала ли ты?), так что в этом нет ничего странного... Были и навесные сады, и сады на висячих мостах, сады над головами прохожих: идя по улице, можно было попасть под дождь во время поливки, а над собой рассмотреть парящие в воздухе влажные корни!..

– Но ведь вокруг Пустыня, и вода...

– Волшебство тауриллиан поднимало воду из-под земли, доставляло её прямо от Великой реки с севера, а ещё - из горных озёр. Тогда тауриллиан были ещё в союзе с атури, стихийными духами - отсюда и чистейшая вода, и лучшие камни, и древесина... Музыка играла здесь не смолкая - и какая музыка, Тааль! Ты, как майтэ, наверняка оценила бы... Состязания менестрелей - я хочу сказать, певцов и музыкантов - собирали толпы со всего Лэфлиенна. А рукописные книги, созданные заклятиями! А головоломки боуги, над которыми месяцами бились мудрецы! А жуткие предания оборотней-волков, рассказанные ночью, у зажжённого огненным атури костра... Вот чем был этот Город - до того, как стал Молчаливым. То была столица тауриллиан, сердце Лэфлиенна, Тааль.

Сердце самой Тааль уже готово было выпрыгнуть из груди. Дрожа, она ловила каждое слово Фиенни - несмотря на то, что тот стал напоминать одержимого. Все эти подробности, кажется, почему-то были жизненно важны для него, были необходимостью и верой. Что-то в самой Тааль трепетало, отзываясь на них.

Она очнулась, лишь

когда солнечный жар снова опалил ей голову.

Потолок внутри Лабиринта почему-то был полупрозрачен и пропускал свет, но там он был не губительным, а приглушённо-розоватым и тёплым. Как только Тааль оказалась на новых ступенях, увитых каменным плющом и лимонно-жёлтых, жар Пустыни вернулся и отрезвил её. Они прошли Лабиринт насквозь - и она почти не успела заметить, как.

– Посмотри туда, Тааль!
– шепнул Фиенни, и его невесомое дыхание, подобно крыльям бабочки, коснулось щеки Тааль.
– Посмотри в фонтан...

Перед жёлтыми ступенями действительно стоял огромный фонтан: круглая чаша и сложное сооружение в форме раковины, на сгибах которой приютились каменные и серебряные рыбки, морские коньки - а ещё создания, даже понаслышке не знакомые Тааль. Фонтан, естественно, молчал, был полуразрушен и сух; окружавшие его скамьи под навесами из драконьей скорлупы много веков пустовали. Однако сама чаша...

Две полупрозрачных, бело-зеленоватых девушки с рыбьими хвостами испуганно воззрились на пришельцев из Лабиринта. Одна из них заплетала подруге длинные волосы, другая изнутри держалась за бортик фонтана. Их хвосты двигались в такт, повинуясь невидимым волнам. Спустившись, Тааль оказалась так рядом с ними, что рассмотрела даже перепонки меж белых пальцев - и всё-таки очертания русалок мерцали, а лица походили на сгустки молочного тумана или перистые облака. Издав немой вскрик, вторая русалка обернулась к подруге, выхватила у неё призрачный гребень - и обе они растворились в воздухе, будто ночные видения Тааль.

– А таковы нынешние обитатели Города, - с пронзительной, древней печалью произнёс Фиенни. Его румянец проступил ярче, тёмные волосы налились тяжестью; он даже словно стал чуть выше (хотя по-прежнему оставался не таким уж высоким - пониже человека из снов Тааль) и раздался в плечах.
– Тени, призраки, недолговечные всполохи чьей-то памяти... Постепенно, год от года, они теряют воспоминания о земной жизни, и форму, и голос. Большая часть не помнит даже собственных имён. Оттого и Город стал Молчаливым, Тааль: с тех пор, как ничего не осталось от наследия тауриллиан. С тех пор, как последние люди ушли в Обетованное.

Люди, Обетованное... Грозовая синева в её снах. Что-то в Фиенни не давало Тааль покоя: ей казалось, что он обязательно должен быть связан с тем, другим. Но как бы спросить об этом, не рассказывая лишнего?..

– Но Вы... Вы совсем не такой, как те русалки. Почему?
– они снова шли рядом, в ногу, и Фиенни долго молчал, рассеянно покусывая нижнюю губу. На поясе у него Тааль лишь сейчас заметила маленький, втиснутый в простую круглую раму кусочек стекла.
– Потому что Вы тоже... волшебник? Вам удаётся поддерживать иллюзию?

Они обошли фонтан и вступили в ровные, обладающие собственным неспешным ритмом переплетения улиц. Проходя мимо изящного высокого здания, Фиенни грустно улыбнулся и покачал головой.

– Дело не в магии, Тааль. Очень далеко отсюда, в Обетованном, я правда был волшебником. Однако, боюсь, от моей магии уже мало что зависит... Здесь правила создают тауриллиан. Они и поместили меня в Молчаливый Город - хотя никто не ждал меня здесь, и я не должен был тут оказаться... Как и ты изначально, впрочем.

– Тогда в чём же дело?
– с нажимом спросила Тааль, решив всё-таки добиться истины. Она в самом деле говорит с мертвецом или только убедила себя в этом?..
– В чём, если не в магии?

Кончиками пальцев Фиенни коснулся белой стены; на крыше здания блестел пучок красных кристаллов, однако на месте окон зияли зубчатые провалы, кое-где занесённые песком.

– Думаю, в том, что я не так давно умер, как прочие в этом месте, - он выждал пару секунд, но Тааль не решилась ответить.
– На всякий случай держись ближе ко мне, Тааль. Мы совсем скоро дойдём, но призраки могут быть жадны до чужой жизни.