Хроники особого отдела
Шрифт:
Семье Кесслер предстояло такое же нудное ожидание с попыткой отделаться от тревожных глупых мыслей и досады. В Москву свои догадки они сообщили, новых указаний в ответ не последовало. Ни отзыва на Родину, ни команды на штурм церкви. Ни даже совета оставить все это и заняться… чем-нибудь. Борис в который раз уверил себя в своей же непостижимой глупости, а Ксения, взвесив несовместимое, ругала свою интуицию (в лице пушистой и такой же поникшей подруги) за то, что она не остановила ее во время.
Они тоже ждали. Борис возобновил свои ежеутренние упражнения на растяжку, а Ксения — завтраки исключительно йогуртами и полное отсутствие ужинов.
***
Владимир Ефимович (Семичастный)
— Религиозные источники сообщают нам, как евангелисту Иоанну, пребывавшему на острове Патмос во сне, рассказали о далеком будущем, о семи церквях и вере в Иисуса Христа…
Семичастный поднял глаза и увидел как Грибанов, Сахаровский и Худояров одновременно вздрогнули. Понятное дело, они тоже были советскими гражданами…
Между тем полковник продолжал:
— Тайна семи. Семь звёзд в правой руке Бога. Семь светильников — семь церквей. Хотя я лично думаю — религий. Обо всем можно прочитать в немного запутанной и не совсем внятной книге Нового Завета — в откровениях Иоанна Богослова, более известных нам как «Апокалипсис». Все перечисленные в книге церкви находятся на территории современной Турции. Правда, их названия смущают, так как в современном мире есть совершенно другие точки на карте с подобным именем: Эфес, Смирна, Пергам, Фиатира, Сардис, Филадельфия и Леодикия. Кстати, свеженький Филадельфийский эксперимент сорок третьего года это ещё не вся Филадельфия, как и история в Фатиме (Фиатире), — полковник мерзко хихикнул, потом сделал глубокий вздох и после театральной паузы продолжил:
— На сегодняшний день мы имеем размещённые в Измире (Смирне - второй церкви Апокалипсиса) замечательные ракеты PGM-19 «Юпитер», средней дальности, легко и непринужденно долетающие до Москвы. Между прочим, за двадцать минут! А я предупреждал!
Вечно невразумительные, какие-то окрашенные в мрачные средневековые тона доклады бодрого и ехидного полковника, мягко говоря, нервировали. Но этот, этот, наполненный стойким пренебрежением к и без того неспокойному состоянию духа, окончательно вывел из себя. Генерал пропустил через себя уверенность в стопроцентной надежности прослушанной информации - даже чепуха, которую мог нести этот человек галлонами, всегда оказывалась истиной... Но что делать! Просто он не хотел (ну не хотел – и все!) слышать ничего более удручающего и разрушающего его уверенность в победе и над заокеанским врагом, и в том, что земля круглая, и что коммунизм не мечта, а светлая будущая реальность!
Между тем этот поборник веры в Господа Бога (с сомнительным прошлым) поднял свой незамутненный мозгами взгляд и собравшиеся услышали невероятное:
— Мне кажется, вы встревожены? Что вас волнует?
Сумасшедший дом… Заседание КГБ, на повестке дня возможная мировая война, а докладчик этаким докторским тоном интересуется, чем обеспокоено начальство! Он бы еще самочувствием поинтересовался!
Председатель Комитета государственной безопасности сделал два глубоких вдоха и зачем-то посмотрел на часы, словно движение минутной стрелки отсчитывало не время заседания, а его собственную жизнь.
— Меня волнует то же, что и всех нас, — выдавил он, с трудом переваривая информацию и решив скрыть подлинные мотивы раздражения. — Советский Союз - это не благородные слова,
Ян помолчал и, пожав плечами, вдруг сел. Потом тоже посмотрел на часы, вздохнул и сообщил в пространство:
— Надо сделать все, чтобы Хрущ не просрал страну! Теперь главное — ракеты из Измира улететь не должны. Нам нужен аккуратный теоретический противовес. И быстро. Пеньковского не трогаем. МИД в известность не ставим. Вам, Владимир Ефимович, я бы порекомендовал лично поговорить с Баграмяном. Доставку грузов тоже желательно осуществлять нашим торговым флотом.
В кабинете стало холодно. Сидящий рядом Худояров вдруг понял, кто сейчас отдаёт распоряжения в кабинете. Апрельское солнце споткнулось о толстую льдину, возникшую из страха сидящих перед будущим.
***
После национализации Кастро филиалов американских банков 9 октября 1960 года США прекращают все операции по фьючерсным контрактам на поставку нефти на Кубу и заодно по экспорту сахара - фактически приняв решение о полной экономической блокаде острова. 2 января 1961 года были разорваны дипломатические отношения между странами. На следующий день Дуайт Эйзенхауэр отдал письменный приказ о подготовке военного вторжения на остров и физическом уничтожении Фиделя Кастро. 14 апреля американцы начали военную операцию в бухте Кочинос (бухта Свиней) и пятнадцатого на Кубу послали аж восемь бомбардировщиков, два из которых были удачно сбиты зенитным огнём. 17-го высадили дополнительный десант — «бригаду 2506».
Но Эйзенхауэр забыл про подготовку советских морпехов. Данные о них засекречены до сих пор. Однако известно, что к 1962 году советский военный контингент на Кубе составлял 52 тысячи человек. Впервые в мире была применена вертолетная авиация.
После Второй мировой это был уже третий конфликт между двумя супердержавами: корейская война, территория Западного Берлина и … Куба. Страны стремительно наращивали свою военную мощь. США не могли простить коммунистам проигрыш в космической гонке. Провал операции на Кубе вызвал огромное раздражение в ЦРУ. Америка реально начала готовиться к ядерной войне.
***
Илья поставил перед собой задачу каждый день интересоваться делами Татьяны, чтобы ни говорливая Маша, ни гадский Кот, ни сержант, даже не имели возможности делать какие-нибудь предположения. Он искренне считал, что этого достаточно. Увы, никто не слеп больше чем тот, кто не хочет видеть. Но Татьяна все так же вспыхивала зарей, завидев богатырскую фигуру, а он по-прежнему не знал, куда в ее присутствии деть руки и как глаза заставить смотреть куда-нибудь в другую сторону… И это состояние неопределенности было настолько мучительным для всех, пожалуй, кроме нагло улыбающегося полковника, что только надежда на будущее летнее тепло и скорые возможные перемены позволяли всем живущим в доме не разбежаться кто куда. Отец Василий стал регулярно крестить «паству» за столом, а Елена Дмитриевна настолько уставать на работе, что неделями отсиживалась с головными болями в своей квартире в Москве. Татьяна же, которая в силу своей юности считала виноватой себя, переносила повисшее в доме недоумение мучительнее всех. В этой почти приобретённой ею семье было настолько хорошо, что одна мысль о потере своего пусть виртуального, крошечного, но все-таки счастья, вводила в горестное затруднение и девушка периодически застывала соляным столбом, не в силах сделать ещё шаг или сказать слово.