Хроники особого отдела
Шрифт:
Не разрушенная бомбардировками Прага всё ещё находилась во власти средневековых мистерий, разыгранных в далёком прошлом на её улицах.
– Чёрный город, – вздохнул святой отец и перекрестился. Он чувствовал безумную энергию Праги, тот нескончаемый ураган, который порождал каждое новое столетие самых сильных ведьм и колдунов континента.
***
У них было странное задание. «Проездом, посмотрите», – попросил Ян. Именно попросил, что насторожило ещё больше.
Но на что?
То есть на что – понятно… а вот почему?
История, породившая свою тёмную и труднообъяснимую
В 1949 году мир торжественно отметил семидесятилетие Великого Руководителя КПСС – Иосифа Сталина. Ещё не отгремели заздравные тосты, как в Москву прилетели атласные листы, на которых десять миллионов жителей Чехословацкой Республики, (из четырнадцати миллионов), письменно выразили свою радость, по случаю рождения вождя. Подписи собрали меньше, чем за неделю. И вместе с ними приняли решение создать самый большой памятник Отцу Народов. Над Влтавой. У Чеховского моста. На холме.
***
Скульптор номер один – Ладислав Шалоун – «удачно умер». Карел Покорный, скульптор номер два, слепил фигуру вождя наподобие Иисуса – раскинувшим руки.
«Ваш Сталин излишне эмоционален», – сухо постановила комиссия.
Пятьдесят четыре претендента.
Не утверждён ни один проект.
Наконец, сын кондитера, специалист по созданию фигурок из сахара и марципанов – Отокар Швец – предлагает вылепленный им за сутки вариант. «На всё ушло две бутылки...», – цитировали некоторые знающие его собственное высказывание.
В документе отмечалось, что данная скульптурная композиция, состоящая из девяти фигур, «символизирует братскую нерушимость двух государств», в борьбе за дело Ленина и под руководством Коммунистической партии. Правда, в народе это гранитное единство вождя и пролетариата, почему-то, назвали «очередью за мясом».
В 1953 году умер Сталин. Не прожив и трёх месяцев, следом ушёл из жизни президент Чехословакии Клемент Готвальд. Первого мая 1954 года, после Вальпургиевой ночи, памятник над Влтавой торжественно увидел свет. Но перед его открытием умер Отокар, слабовольно уйдя «на тот свет» за покончившей с собой женой. Скульптор, как и супруга, оставил странную записку: «Он смотрит!».
Приехавший на открытие Хрущев по-быстрому вручил строителям Ордена Ленина и отбыл...
И вот теперь, Василия Ивановича попросили поглядеть на сооружение – «проездом».
***
Их встретила огромная, быстро увеличивающаяся на фоне голубого неба тёмная масса камня, которая не позволяла видеть идущим по мосту ничего: ни реки, ни домов вокруг, ни даже ярких стёкол гостиничных фасадов. Она молчаливо тянула к себе беззвучным криком, который, один раз ощутив, уже не забудешь никогда.
Елена Николаевна зябко ёжилась от налетевшего с реки ветерка. «Так холодно бывает только на кладбище», – думала женщина.
Кованая ограда здесь была причудлива: ангелы, с золотыми ветвями в руках, папоротники и травы… украшенный таким образом мост смотрелся узкой дорожкой, проложенной к горе с гигантским монументом, границы которого отмечали трёхглавые
Внизу тёмная вода казалась умершей и, потому, пахнущей грязным прудом. Руки отчего-то стали тяжёлыми, ими невозможно было взяться за ограждение. Прямо перед ней зияла тёмной щелью крышка канализационного люка. А она шла на неё и не могла свернуть, потому что ноги сковал лёд – суставы стали неподвижными. Елена Дмитриевна поняла, что ей суждено погибнуть в мутных водах Влтавы, она это заслужила...
Непершин, ступив на полотно моста, поморщился – воздух был наполнен каким -то кисловатым запахом... странный слабый свет от не затянутого тучами, но, отчего-то ставшего ледяным, синего неба, с трудом, проникал на мост. «Воняет, как варёная шерсть», – определился Василий Иванович. Он шёл и удивлялся, потому что не видел перед собой людей: вокруг, механически переставляя конечности, двигались в каких-то обрывках тканей тени – мумии.
– Смотри под ноги-то!
Что-то кольнуло в груди – Непершин сфокусировал взгляд, увидев поднятую крышку люка, зияющую дыру… и идущую на неё Елену!
Еле успел оттолкнуть.
Получилось резко. Она пошатнулась, но, устояв на ногах, упорно сделала новый шаг вперёд, ещё и ещё один… мучительно приближаясь к заветной цели.
Священник вздохнул и взял женщину под руку, уводя от подозрительно открытого железного диска, с изображённой на нём рогатой мордой сатира.
«Грехи наши тяжкие», – машинально подумал он.
Они, молча, обошли монумент и даже спустились по лесенке вниз, в сокровенную, закрытую для масс трудового народа, погребальную камеру: скрытый глубоко под толщей многотонного гранитного основания фундамент.
Здесь Елену Дмитриевну охватил странный буйный восторг, словно она нашла клад, и блеск золота стал разъедать её душу. Но, спустя мгновение, ощущение счастья от обладания богатством ушло, а вытянутые вперёд руки упёрлись в холодную гранитную стену. И женщина, не отдавая себе отчёта, с силой стукнула кулаком о камень.
А вокруг царила тишина. Люди знали, что там, за тёмной массой гигантского изваяния, среди любовно высаженных деревьев парка, разбитых цветников и кустов ярко-жёлтых и огненно-красных роз, есть день, наполненный движением и жизнью.
– Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому, – внезапно сказанная Непершиным фраза, обращённая к сопровождающему их лицу, ударила словно выстрел.
Люди устремились прочь, будто из иного мира, а светлая гравийная дорожка парка была не тропой, а капилляром распластанного в этом месте окаменевшего чудовища. Будто там, на неимоверной высоте центральной головы монумента, прячутся, готовые разгореться, угли дьявольских глаз.
Елена Дмитриевна, выйдя, и, посмотрев на прикомандированного к ним чеха, ахнула. Лицо этого интеллигентного пражанина сейчас напоминало оскал. Перед ней стоял не человек, а мёртвенно-бледная маска, натянутая на череп. Женщина, ужаснувшись, попыталась взять себя в руки, и, со стыдом, признавшись себе в собственном малодушии, непроизвольно задрожала. Ей никогда не приходилось прежде видеть настолько страшное и деформированное человеческое лицо.