Хроники перевернутых миров. Излом души. Книга первая
Шрифт:
Христофор, сев в один из трёх чёрных джипов, отъехав, припарковался у цветочного бутика. Его встретили юная работница с парнем, одетые в классические консервативные костюмы с позолоченными бейджиками; в ушных раковинах у обоих отсвечивали молочными переливами интегрированные гаджеты: переговорные устройства с возможностью вывода в зрительный нерв наложенной картинки дополненной реальности. Светловолосый юноша с маленькой серьгой, блестевшей драгоценным камушком в мочке уха, направился в его сторону с приветственными словами, на что Христофор не удосужился ответить вниманием: сразу подошёл к витрине, попросив девушку в чёрном кардигане поверх белой блузы собрать ему внушительный букет из белых роз. Вскоре его люди вошли – раритетный бронзовый
Некоторое время спустя Христофор уже входил с букетом роз в картинную галерею, скользя беспокойным взглядом по окружавшим его людям. И, заметив виновницу своих волнений, обнаружил, как некий – похожий массивной и крючковатой наружностью на попугая, но в то же время сочетавший в своём облике и представительность костюмом и снисходительным выражением лица, – мужчина общается с элегантной девушкой. Христофор, злясь, изменился в лице. Его поле зрения перекрыли танцующие – юный высокий парень в костюме и девочка в аналогичном платье, отбрасывавшие своими сверкающими пайетками – так саднящих глаза – разноцветных зайчиков. Не успел он приблизиться к виновнице с его пышным букетом в руках, как мужчину-попугая отвлекла подошедшая семейная чета средних лет, и Христофор, ускоряясь, стремглав приблизился к девушке со своим даром. Она не сразу поняла, кто перед ней за заслонявшим букетом, но как только увидела лицо, то её улыбка сразу исчезла, и она переменилась во взгляде – с радушного на сквозивший испугом, – но только на мгновение. Её лицо приобрело скучающее выражение, и она с небрежной холодностью произнесла:
– Христофор… Вы здесь.
– Ты… – поправил он.
Его крепкая рука легла поверх её запястья, соскальзывая к ладони, на что она, не скрывая отвращения, тут же попыталась высвободиться, отворачиваясь всем корпусом. Внезапный телефонный звонок заставил Христофора выпустить её ладонь. Он, не отрываясь смотря на неё и улыбаясь, застыл, когда с другого конца линии раздался сбивчивый, расстроенный голос сводного брата, оповещая:
– У отца инсульт…
Улыбка с его лица пропала, он стиснул зубы, выступили скулы. Он не различал, что дальше ему говорили – только, неврастенично посмотрев на девушку, не моргая выдал:
– Ева… – он приподнял руку с выставленным пальцем, демонстрируя, что они ещё продолжат разговор, и, спешно развернувшись, покинул арендованную для благотворительного вечера галерею. Она, положив ладонь на шею, тяжело вздохнула, отстранённо смотря ему вслед, и не сразу среагировала на подходящих с улыбками людей. Правда, моментально пришла в себя, когда увидела с десяток фото-папарацци, сопровождавших юного наследника миллиардного состояния, что готовился представить итог своих вложений в новое изобретение на грядущем научном симпозиуме мирового значения. Она будто облачилась в маскарадный костюм очаровательной заинтересованности (на какую только способна роскошная женщина), одаривая белоснежной улыбкой и поцелуями. Причем улыбкой и поцелуями, превосходившими искренностью прежние, о коих молился бы любой, не заподозрив и тени фальши. Она, окружённая показушно-приторными эмоциями, осенявшими лица приходящих, и такими же речами, полными фальши, не плагиатила и не мимикрировала под стать всем, а сама будто имела собственный искусный приём: не касаясь взаправду, а имитируя поцелуи движением губ, оголяя в улыбке стиснутые зубы и радушно вскидывая брови, исторгать очарование встречным. Но несмотря на талант и глубокую искреннюю заинтересованность, её поцелуи и приветствие – впрочем, впервые – не дошли до адресата.
Хотя он и был до неприличия молод и должен был быть разбалован немыслимым наследством и приумноженным благосостоянием, его лучезарный взгляд определял вмиг истинные мотивы людей, и тем не менее он одарил её формальной и сдержанной
И правда, такому верховодить драконами только, а не с людьми по светским раутам бестолковому обмену остротами предаваться… Придёт же и такой век, что застать такому мужчине только и суждено…
II
В больничной палате лежал под капельницей пожилой мужчина, за ним присматривал его лечащий врач. Врач своим видом походил на медведя из сказок. У него, при всех угрожающих габаритах, было добродушное лицо с несходившей улыбкой, вселявшей веру в завтрашний день, и в то же время в его взгляде было нечто столь трансцендентно-историческое – будто в нём хранились осколки памяти о древних инках, готовых беспощадно сожрать тебя живьём, если ты встанешь на пути, либо прийти за твоей силой и присвоить её себе.
Христофор, зайдя в палату, покосился на превосходившего его в росте врача, всё же соблюдая надлежавшие правила приличия:
– Здравствуйте, – и, переведя взгляд на больничную койку, застыл. По его лицу было видно, как напряглись скулы и вздулись вены на лице. Он был в смятении. Человек столь грозный и властный лежал перед ним в недостойном состоянии, будто был обычным смертным. Он никогда прежде не видел его столь больным. Страшные последствия читались во всём. Перед ним был не тот человек, с которым он разговаривал этим утром и принимал от него поручения. Христофор горячо обратился к больному:
– Отец, как ты себя чувствуешь?
Комнату заполнил раздиравший горло хрипучий голос:
– Как конь с окровавленными ноздрями… смотрящий навстречу наставленному дулу всадника… – отрешённо глядя перед собой и часто моргая, проговорил старик. По его лицу было ясно, насколько ему было больно говорить.
– Пессимистично. В прошлый раз вы сравнивали себя с жеребцом, покрывшим сотню кобыл… – хохоча, заметил врач.
– А ты, я погляжу, клоун. Сейчас нос-то тебе прокручу… – возмутился больной. Правда, слова зажевались, словно он был старой неисправной магнитолой. Они дождались, когда он договорит до конца.
– Доктор, – Христофор положил ему в руку пару карточек с цифрокоинами – новую валюту Эллоса, принимавшуюся во всём цивилизованном мире. – Не сочтите за дерзость попросить вас прикупить отцу попить, поесть. Что – на ваше усмотрение. А сдачу оставьте себе.
– Да я уже и сходил. Он минеральной воды хотел. Ему и… – врач замер, не смея произнести, что «ему и нельзя сейчас», поэтому выдал: – …надобно воздержаться.
– А ему здесь и не Таити, чтобы излишества брать, – сердясь, процедил сквозь зубы Христофор. – А это кто ел?
Он указал пальцем на белоснежную тумбочку рядом с койкой, на которой стояли бутылки минеральной воды с одноразовыми стаканчиками и надрезанным зелёным яблоком, с воткнутым столовым ножом, по зубчикам которого сочился белоснежно-желтоватый сок.
– Ваш отец попросил, и ему собирались было дать, но я запретил, – врач продолжал стоять в нерешительности с цифровыми деньгами на карточках в его громадной ручище. Взглянув украдкой, он увидел, что суммы достаточно, чтобы обменять на пару-тройку увесистых слитков золота.