Хроники разведки: Эпоха холодной войны. 1945-1991 годы
Шрифт:
Заслуга Дроздова, что в это самое время он был начальником – соответствующий человек оказался на соответствующем месте и действительно сделал для пользы дела очень много. Афганистан показал, что должны быть не “кадрированные” люди, а если человек занимается своим делом, то должен заниматься им ежедневно. Или тренироваться – рукопашник ты, снайпер или оперативник опять-таки… У Лазаренко эти идеи были отработаны. Одна группа давала возможность создать на её базе и партизанский отряд, и резидентуру – люди готовились именно в этом плане…» <…>
А вот что писал про «Вымпел» сам Юрий Иванович:
«Равных им действительно не было. И по степени готовности пойти на риск, и по степени оперативной выдумки, разведывательной
Добавим: их ещё называли «думающий спецназ».
«В конце 1979 года, почти сразу после того, как меня назначили руководителем нелегальной разведки, я съездил в Афганистан, – рассказывал Юрий Иванович. – Ну, это тема известная… Потом стал разбираться с делами Управления и однажды имел серьёзный разговор с полковником К., начальником отдела, где работали Вартаняны. Я задал тогда ему вопрос: “Слушай, а почему у нас нет ни одного Героя Советского Союза? И как вообще награждались нелегалы?” Он на меня удивленно посмотрел, пожал плечами, хотя и сам был из категории тех нелегалов, которые прошли через все трудности. Предлагаю: “Подумаем, что можно сделать. Кто у нас из числа тех, кто уже давно на нелегальной работе и заслуживает присвоение звания Героя Советского Союза?” С неделю он думал-думал, потом: “Давай предложим вот этого”. Мы написали большую, очень большую справку и положили её на стол Владимиру Александровичу Крючкову. Тот долго ходил по кабинету, переживая содержание документа. Потом взял папку, уехал к Андропову. Юрий Владимирович позвал его, позвал меня и спросил: “Всё то, что здесь написано, это правда?”
Я отвечаю, что всё документировано. Андропов попросил ещё раз проверить все документы, потому что “это очень серьезно, и чтобы никто потом не задавал никаких вопросов”. После я несколько раз ездил в ЦК вместе с этими материалами и там их оставил…»
Где-то в начале января 1981 года в своём обращении к парламенту ЮАР тамошний премьер-министр Питер Бота [74] торжествующе сообщил о «выдающемся примере профессиональной работы контрразведчиков» – аресте «советского шпиона». «По словам П. Боты, арестованный был “опытным агентом, хорошо знакомым с Югом Африки”. Он отметил, что, по данным юаровских спецслужб, в 1976 году А. Козлов побывал в Юго-Западной Африке и Родезии, а его визит в ЮАР стал четвёртым по счёту». Ну а в итоге, заявил премьер-министр, «русский шпион» теперь надёжно упрятан в тюрьму. Заметим, что без всякого решения суда – с материалами «Дубравина» мы поработали немало, но ни о каких судебных заседаниях и тем более приговорах речи в них нигде не шло. Что ж, по-русски это называется «хорошая мина при плохой игре»: арестовали по наводке зарубежных коллег и ничегошеньки за полгода не узнали, а потому и никаких процессуальных решений принять не могли. Вот такие вот «профессионалы». Им бы только крокодилов неграми кормить!
74
Питер Виллем Бота (1916–2006) – южноафриканский политик, лидер правящей Национальной партии (1978–1989), премьер-министр (1978–1984) и государственный президент ЮАР (1984–1989).
Рассказывает
«Дроздов как-то по-другому взглянул на сотрудничество с научно-технической разведкой. У нас были серьёзные источники по этой тематике, и по его настоянию в Управлении НТР создали конкретную группу для работы с Управлением “С”. Они готовили задания для наших источников, и они же занимались реализацией… Это не только способствовало обеспечению безопасности источников, но и повышало эффективность работы…»
Осенью 1981 года в советском посольстве в Лондоне открылась вакансия на должность, которую обычно занимали сотрудники разведки. Кажется, этот факт не являлся для англичан большим секретом – так же, как и в контрразведке КГБ прекрасно знали, кто есть кто в посольстве Великобритании в Москве, – и они стали очень заботливо отметать все предлагаемые кандидатуры.
Как известно, отказ в оформлении визы не предполагает каких-либо объяснений в причинах такового со стороны диппредставительства, зато после ряда отказов уважаемым людям неуважаемый Олег Антонович получил британскую визу, что называется, влёт, без всяких затруднений, о чём и написал в своей книге:
«Обычно на получение визы в английском посольстве уходило дней тридцать, и, когда мне выдали её уже через двадцать два дня, я был раздражён и не на шутку встревожен: англичане, на мой взгляд, проявили излишнюю торопливость, что не могло не беспокоить меня. Оперативность, продемонстрированная англичанами, невольно вызвала подозрение у одного опытного человека, работавшего в отделе кадров Министерства иностранных дел.
– Как странно, что они столь быстро выдали вам визу, – сказал он. – Они должны бы основательно вас проверить, ведь вы так долго проработали за границей».
Вот ведь, мидовский чиновник задумался, а Управление «К», внешняя контрразведка, пропустила. И начальство Гордиевского никак не отреагировало. Но мы ведь уже говорили о том, что обнаружить агента, «крота», если он не допустил никаких ошибок, чрезвычайно трудно. Хотя в данном случае ошибку допустили англичане, чуть было не засветившие агента своей излишней к нему доброжелательностью, однако мало ли по какой причине они могли поторопиться с визой? Объяснений могло быть множество, вплоть до того, что для них Гордиевский являлся «установленным разведчиком», а значит, его можно было изначально держать в поле своего зрения.
В Лондон он отправился в июне 1982 года, в весьма приподнятом настроении и с хорошим багажом накопленной для английских «хозяев» информации.
<Теперь – необходимое уточнение:>
«Дубравин» учился вместе с Гордиевским – был на два курса его старше. Как сказал нам Алексей Михайлович: «Я с этой сволочью в своё время учился в МГИМО, мы с ним вместе работали в комитете комсомола. Кстати, он очень такой идейный был – любил выступить…»
<В подробности предательства мы сейчас вдаваться не будем.>
И опять – рассказ Алексея Михайловича Козлова: «В конце мая 1982 года ко мне вдруг приходит начальник тюрьмы и заявляет: “Ну-ка, примерь костюм, подойдёт тебе или нет, – и подаёт совершенно не мой костюм. – Поедешь на аэродром, тебя обменяют”. Костюм не подошёл – купили и принесли новый. Кстати, хороший костюм был, я потом подарил его сыну. Принесли новую рубашку, галстук – только ботинки мои были. А старые вещи мои мне не подходили: когда меня арестовали, я весил 85 килограммов, а когда меня выпускали – 57…» <…>