Хроники Рыжей (Трилогия)
Шрифт:
Уж не знаю, умным ли человеком, а вернее – орком, считался при жизни знаменитый летописец Бальдур, но писательским мастерством он, на мой взгляд, не овладел ни на йоту. Хотя, возможно, я судила излишне пристрастно, а писать по–другому не получится и у более талантливого летописца при условии, что твоим соавтором является не кто иной, как сама Судьба. Я с огромным интересом несколько раз подряд вдумчиво перечитала подробные описания дней минувших, содержащиеся в Хрониках, но осведомленнее не стала. Сия загадочная книжица небольшого формата, переплетенная в кожу и лишенная названия, казалась мне сборником самых невероятных загадок и ребусов, не поддающихся логическому объяснению.
Мы с Кса–Буном перебрались через скалы, скрывшие от нас морское побережье. Следовало поторопиться, потому что рассвет близился, окрашивая небо в пока еще едва уловимый розовый оттенок. Тоскуя по жаре своего родного края, чернокожий воин зябко поеживался от прохладного предутреннего ветерка, тер помятое лицо да позевывал украдкой, деликатно прикрывая ладонью рот. Я пожалела мерзнувшего – отдала ему свою кольчугу из драконьей чешуи (едва не треснувшую от ширины плеч канагерийца) и заодно сунула объемистый сверток, на прощанье выданный мне заботливым драконом, так и не удосужившись поинтересоваться его содержимым. Если рассуждать здраво, то все наиболее важные события происходят именно в тот самый момент, когда мы оказываемся к ним готовыми. Думаю, у меня еще найдется подходящее время для оценки драконьего подарка. А пока…
– Хозяйка, – опасливо протянул Кса–Бун, рассматривая Нить Бальдура, обмотанную у меня вокруг запястья, – неужели ты и в самом деле намереваешься вернуться в это проклятое богами место? Глупый поступок…
Мысленно соглашаясь со своим мудрым телохранителем, я случайно бросила быстрый взгляд на его мощную шею и заметила напряженно подрагивающие голосовые связки, проступающие под темной, лоснящейся кожей. Кса–Бун нервничал, стараясь не выдавать охватившего его страха.
– Глупый! – спокойно констатировала я. – Но выбора у нас нет, гляди…
В середине книги я обнаружила схематично нарисованную карту – именно ту самую, которая согласно сумбурным и зачастую противоречивым указаниям автора Хроник и вела к Храму Розы. Цепочка, будто живая, серой змейкой скользнула у меня между пальцами и словно бы впиталась в бумагу, образовав извилистую указательную линию.
– Ну и дела! – растерянно брякнула я любимую фразу Ланса.
Кса–Бун забавно вращал вытаращенными глазами, вполголоса бубня какую–то охранную молитву. До сегодняшнего утра видеть разумные карты и украшения не доводилось ни мне, ни ему.
Попав на бумагу, путеводная нить четко пролегла от берега Диких земель до темного пятна, по воле Бальдура названного «входом в никуда».
– Нонсенс! – вздорно спорила я с давно умершим летописцем, не принимая на веру его смелого утверждения. – Никуда – оно никуда не ведет и поэтому входа иметь не может…
– А что сказано в тексте? – рассудительно спросил канагериец. – Возможно, там содержатся пояснения. По утверждениям наших шаманов, мир начинается с пустоты, идущей из ниоткуда в никуда…
– Знаю, – недовольно буркнула я. – Мне уже доводилось встречаться с этой пресловутой пустотой. Могу тебя заверить – ничего приятного там нет! – И мое сердце снова окатила волна пронизывающего холода, связанная с воспоминаниями о колодце Пустоты и владениях Ледяного бога. Но тем не менее я послушно перевернула страницу Хроник и начала читать: «В своих скитаниях мне довелось забрести дальше страшных Мариенрахских болот, ставших
Внимательно слушающий меня канагериец согласно кивнул.
– «Это самое «ничто» на самом деле есть не что иное, как бездонный провал, скрывающий великий Перекресток миров, – продолжила я читать. – А поскольку с Перекрестка можно попасть в любое угодное путнику место, то путь к потерянному Храму Розы начинается именно там…»
Я снова открыла страницу с картой. Серая линия заканчивалась у темного пятна, но сейчас там располагался еще и красный крестик, подписанный коротко и многозначительно: «Перекресток».
– Клянусь Пресветлыми богами, пару минут назад этого значка на карте еще не было! – потрясенно воскликнула я. – Может, мне померещилось?
Но глаза меня не обманывали.
– Магия! – с чувством произнес Кса–Бун, благоговейно поглаживая переплет волшебной книги. – Что–то в этом мире желает помочь тебе, госпожа, подавая знаки и приближая встречу с Обителью богов…
– Что–то? – недоуменно вздернула брови я. – О нет, уж скорее кто–то! Вот только кто он на самом деле, мой неведомый покровитель?
Но Кса–Бун лишь пожал своими широкими плечами, разбираясь во всем происходящем ничуть не лучше меня.
– Гоблин с ними, с загадками! – ворчала я, пряча Хроники обратно в защитный футляр и привычно убирая за пазуху. – Пора бы мне уже притерпеться, что их постоянно становится все больше и больше… Но итог все равно окажется предсказуемым…
– Это еще каким? – покосился на меня канагериец, закидывая мою сумку себе за спину.
– Или мы во всем разберемся, или, – я мило улыбнулась, – погибнем…
Кса–Бун посмотрел на меня осуждающе.
– Шучу! – Я почувствовала себя виноватой и, словно извиняясь, успокаивающе погладила его по руке. – Прости, шутка получилась на редкость неудачной.
«Интересно, – мелькнуло у меня в голове, – кого я сейчас обманываю, обещая выжить? – И недремлющий внутренний голос тут же услужливо подсказал: – Себя!»
– Госпожа! – Толстый палец друга указывал на полоску света, неуклонно разливающуюся по темному покрову неба и отгоняющую тьму прочь – за море. Бриз сменил свое направление, начиная дуть обратно на сушу и наглядно демонстрируя, что ночь закончилась. Крикливые чайки покинули надежно спрятанные в расселинах гнезда и с возмущенными криками закружились над нашими головами, привлекая излишнее внимание. Оставаться так близко от лагеря становилось опасным. – Госпожа! – повторил Кса–Бун. – Берег просыпается. Ваше исчезновение обнаружат с минуты на минуту. И великий Саймонариэль слишком хороший маг, чтобы не напасть на наш след сразу же! А ваш всемилостивый батюшка–король, – рука воина непроизвольно легла на атласную орденскую ленту, которую канагериец горделиво перевесил себе на грудь, – он… он сильно разгневается…