Хроники Сен-Жермена
Шрифт:
— Нервный ребенок, — заметила Гарриет Гудмен. — Кто она?
— Новенькая, — ответил Франциск. — Она вроде бы оправляется от какой-то болезни. — В тоне его прозвучали нотки сомнения.
Гарриет их услышала и усмехнулась.
— Оправляется? Черта с два!
К коттеджу двадцать один вели пять деревянных ступеней, он был последним в шеренге из дюжины точно таких же домов. Гарриет Гудмен решительно распахнула дверь.
— О, слава Богу! Тут все проветрено. Вы, ребята, не едите даром свой хлеб. Не передать, как я ненавижу затхлость! — Бросив на диван сумочку
— Владелец курорта заботится о своем имуществе, — откликнулся ее спутник, заталкивая чемоданы в объемистый шкаф.
Гарриет Гудмен подбоченилась.
— Знаете, Франциск, вы иногда меня озадачиваете, — произнесла, морщась, она.
— Я? Почему? — В глазах мужчины запрыгали чертики.
— Возможно, потому, что живете в этой глуши.
— О, тут все просто. Мне нравится уединение.
— Уединение? — переспросила гостья. — Среди курортников?
— Лучшего нельзя и желать. — Музыкант помолчал и продолжил: — Мне по душе уединение, но не изоляция. У меня есть время заняться собой, и, хотя вокруг очень много людей, все они скользят мимо как тени.
— Тени?
В голосе женщины проскользнула грустинка.
— Я не договорил. Вы не тень, Гарриет. И вам о том распрекрасно известно.
— С возрастом приходит умение выуживать комплименты, — засмеялась она.
Мистер Франциск приостановился в дверях.
— Вы несправедливы к себе, — сказал он ласковым тоном. — Хотя… Кто я такой, чтобы поучать вас?
На закрывшуюся дверь долго смотрели, потом в тишине прозвучало:
— О да Франциск, и впрямь — кто вы такой?
Ему больше нравилось извлекать мелодии из клавесина, но тот был по-стариковски капризен. Разложив инструменты на свежевыкрашенной скамейке, настройщик пробежался по клавишам и уже потянулся к шеренге изящно изогнутых камертонов, когда за его спиной послышались чьи-то шаги.
— Ой! Я не… — Лицо девушки покраснело. — Вы тут работаете. А я услышала музыку и подумала…
— Это не музыка, — ответил Франциск, вновь оглашая немелодичным арпеджио музыкальный салон.
— А мне нравится. — Взгляд вошедшей молил с ней согласиться, что возбуждало невольное любопытство.
— Вы очень любезны, но после настройки клавесин будет звучать много лучше.
— А можно я посмотрю? Я не буду мешать, честное слово. — Девушка вновь нервно стиснула руки, как и тогда, на дорожке.
— Если хотите. Это скучно, так что можете уйти, когда надоест.
Темные проницательные глаза мельком скользнули по напряженному личику и тут же вернулись к клавиатуре. Выбрав камертон с вибрацией «ре», настройщик легким ударом привел его в действие и поднес к открытой крышке древнего инструмента, прислушиваясь к резонансу. Он работал быстро, ловко закручивая колки и методично повторяя процедуру для каждой из клавиш.
— То, что вы делаете, это трудно? — спросили его, когда зазвучало «фа».
— Трудно? Нет,
— У вас идеальный слух? — Наблюдательница пришла в восторг. — Я таких людей еще не встречала.
— Да? — Франциск поднес вибрирующую подкову к деревянной панели, и по салону разнесся громкий, сверхъестественно чистый звук. — Эта нота — ключевая для данного инструмента, и потому он откликается на нее с большим удовольствием, чем на другие.
В голубых глазах засветилось благоговение.
— Вот это да!
— Ничего особенного, простое физическое явление, — сухо откликнулся мастер. «Что с этой девочкой? — спросил он себя. — С виду ей лет восемнадцать, но поведенчески она сущий ребенок. Может, и вправду бедняжку долго мучила какая-то хворь? Или другая болезнь, не относящаяся к разряду телесных?» — У всякого инструмента есть своя резонансная нота. В древности их считали магическими.
— Неужели? Как удивительно! — Голос девушки вдруг задрожал.
— Что-нибудь случилось, мисс…
— Харпер. — Бледные щечки вновь испятнало смущение. — Эмили Харпер.
— Рад познакомиться, мисс Харпер, я — Эр-Джей Франциск. — Он с нарочитой торжественностью протянул ей правую руку.
Эмили подалась вперед, но задержала ответный жест, ибо в салон вошел незнакомец. Высокий, худой — и тоже в костюме черных тонов, делавшем, впрочем, его облик не элегантным, а театрально-зловещим. Ярко-красные губы вошедшего кривились в усмешке, свойственной людям, привыкшим посматривать на окружающих свысока.
— Надеюсь, я вам не помешал? — равнодушно произнес он красивым и хорошо поставленным баритоном.
— Нисколько, — заверил его музыкант. — Я почти закончил настройку. Мы с мисс Харпер беседовали о капризах клавишных инструментов. Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Если вы голодны, ужин уже в разгаре.
Мужчина слегка вздрогнул.
— Голоден? Нет. Я ищу мистера Роджерса. Вы не знаете, где он может быть? — Незнакомец обвел салон внимательным взглядом, словно подозревая, что мистер Роджерс прячется где-нибудь тут.
— Он должен быть в кухне. Он всегда там, когда идет ужин, — приветливо ответил маэстро. — Подождите минут десять — двадцать.
— Нет, — возразил незнакомец. — Мне надо видеть его прямо сейчас.
Эмили Харпер крепко стиснула руки. Глаза ее стали синими от тревоги. Она вся подергивалась, быстро, порывисто, словно пытаясь стряхнуть невидимые оковы.
— Мисс Харпер, — ровно сказал Франциск. — Я отправляюсь на кухню, чтобы позвать мистера Роджерса к этому господину. Вы не хотите прогуляться со мной? — Он подхватил со скамьи шерстяную черную блузу и, прежде чем облачиться, аккуратно огладил каждый рукав, потом размеренно и педантично взбил черный артистический галстук с широкими, свободно болтающимися концами. Взгляд девушки выражал бесконечную благодарность.