Хроники Средиземья
Шрифт:
Тем временем вечерние тени сгустились, и Фродо сковала неодолимая усталость. Еще на раннем закате перед глазами его задернулась темная пелена; теперь и лица друзей были почти не видны. Боль впивалась ледяной хваткой и не отпускала. Покачнувшись, он припал к плечу Сэма.
— Хозяин мой ранен, ему плохо, — сердито сказал Сэм. — Он ехать не сможет, если не отдохнет.
Горислав подхватил падающего Фродо, бережно принял его на руки и с тревогой глянул ему в лицо.
Бродяжник в кратких словах рассказал об атаке на вершине Заверти, о смертоносном кинжале;
— Здесь начертаны колдовские, лиходейские письмена, — сказал он. — Незримые для вас. Спрячь-ка ее, Арагорн, у Элронда пригодится. Только спрячь подальше и не касайся ее. Нет, такие раны мне залечивать не дано. Сделаю, что сумею, но об отдыхе вам пока что и думать нечего.
Чуткими пальцами прощупал он плечо Фродо, и еще суровее стало его лицо: видно, учуял недоброе. А Фродо вдруг почувствовал, что цепкий холод приразнял когти, рука немного согрелась и боль приутихла. Сумеречная завеса проредилась, точно стаяло тяжелое облако. Выплыли из тумана, прояснились лица друзей, и ему прибыло сил и надежды.
— Поедешь на моем коне, — сказал Горислав. — Стремена я подтяну к чепраку: устроишься поудобнее. И не бойся ничего — с коня не упадешь, раз я ему скажу, чтоб ты не падал. Скачет он ровно и легко; а если что случится, он тебя вынесет, будь уверен — даже вражеские черные скакуны ему не соперники.
— Никуда он меня не вынесет! — воспротивился Фродо. — Что же, я спрячусь в Раздоле или где там у эльфов, а друзья — пропадай? Нет уж!
— Не пропадут без тебя твои друзья, — улыбнулся Горислав. — Погоня за тобой, а не за ними. Ты и твоя ноша, Фродо, — вот наша главная опасность.
Тут возразить было нечего, и Фродо согласился сесть на белого коня. Зато свои мешки они навьючили на пони и пошли гораздо быстрее, даже очень быстро — да разве за эльфом угонишься! Он вел их вперед: сначала сквозь тусклый вечерний сумрак, потом — сквозь ненастную ночную тьму, и не было ни звезд, ни луны. Остановился Горислав, когда хмуро забрезжило утро. Пин, Мерри и Сэм еле на ногах держались, Бродяжник и тот как-то сгорбился, а Фродо приник к холке коня: его сморил тяжкий сон.
Они отошли с Тракта в заросли вереска, упали наземь и мгновенно заснули. И едва, кажется, сомкнули глаза, как сторожевой Горислав их разбудил. Утреннее солнце бередило глаза, ночная непогодь рассеялась.
— Ну-ка выпейте! — велел Горислав, что-то разливая по кружкам из своей оправленной серебром фляги.
Они выпили — вода и вода, чистая вода вроде весенней, не теплая и не холодная, без всякого вкуса, но она разливала по телу силу и вселяла бодрость. Съеденный после нее затхлый хлеб и ссохшиеся яблоки (больше ничего не осталось) утолили голод лучше самого обильного завтрака в Хоббитании.
Проспали они меньше пяти часов, и опять шли, шли и шли по бесконечной ленте Тракта — только два раза за день позволил им отдохнуть Горислав. К вечеру они одолели миль двадцать с лишним и оказались у крутого поворота направо, в низину, напрямую к Бруиненскому броду. Хоббиты прислушивались
Но как бы ни тревожились провожатые, а хоббиты нынче свое прошли. Они спотыкались и пошатывались, мечтая только об одном — дать роздых ногам. Боль терзала Фродо вдвое против вчерашнего, и даже днем все виделось ему призрачно-серым, точно мир выцвел и странно опустел. Теперь уж он нетерпеливо ждал ночи как избавления от тусклой пустоты.
Наутро, в предрассветный час, хоббиты снова брели по дороге-заспанные, усталые, унылые. А Переправа была еще далеко, и они, чуть не падая, каким-то чудом поспевали за провожатыми.
— Страшнее всего будет здесь, на пути к реке, ~ сказал Горислав, — ибо чует мое сердце, что погоня скачет по пятам, а у Переправы нас ждет засада.
Дорога спускалась под гору меж травянистыми склонами, и хоббиты шли по мягкой траве, чтобы отдохнули ступни. К вечеру с обеих сторон вдруг надвинулся густой сосняк, а потом дорога втиснулась в ущелье, между серыми отвесными утесами из бурого гранита. Эхо преследовало путников стуком несчетных копыт и топотом ног. Внезапно дорога вырвалась на простор из теснины: перед ними лежал пологий спуск к Броду, а на том, крутом и утесистом берегу вилась наверх тропа и громоздились горы, заслоняя бесцветное небо.
Из ущелья выкатилось оставленное ими эхо — шарканье подошв, стук копыт, — и вздрогнули нижние ветви сосен. Горислав обернулся, прислушался — и вдруг опрометью ринулся к спутникам.
— Скачи! — крикнул он Фродо. — Скачи! Прочь от врагов!
Белый конь метнулся вперед, хоббиты побежали вниз по склону, Горислав и Бродяжник — за ними. А сзади раскатом гулкого эха грянули копыта, из ущелья вылетел Черный Всадник и придержал коня, покачиваясь в седле. Еще один, еще один и еще двое.
— Вперед! Скачи! — снова крикнул Горислав. Но Фродо отпустил поводья: странная слабость одолевала его. Конь перешел на шаг, и он обернулся.
Всадники стояли на гребне недвижными черными статуями, за ними клубился серый туман. Вдруг в хоббите проснулись страх и гнев. Рука его оставила уздечку, и он обнажил меч, сверкнувший на солнце розоватым блеском.
— Скачи! Да скачи же! — крикнул Горислав и приказал коню по-эльфийски, звонко и властно: — Нора Лим, нора лим, Асфалот!
Белый конь прянул вперед и быстрее ветра помчался по дороге. В тот же миг ринулись с холма черные кони, и Фродо услышал леденящий вой, тот самый, что недавно оглашал Южный удел Хоббитании. Возопил ответный вой, а из-за скал и деревьев показались еще четыре Всадника: двое поскакали к Фродо, двое других — наперехват, к Переправе. Их словно раздувало ветром, и все ширились их черные крылья, охватывая кругозор.
Фродо еще раз поглядел через плечо — друзей уже не было видно. Всадники немного отстали: даже их бешеные черные скакуны не могли тягаться с белым конем Горислава.