Хроники Средиземья
Шрифт:
— Скверное дело, — сказал Горбаг. — Видишь ли, наши Безмолвные Соглядатаи встревожились пораньше назгула, дня два назад, это я точно знаю. А с дозором меня послали только вчера и в Лугбурз не сразу доложили: то да се, гром и молния, Главный Назгул выступает с войском. Говорят, из Лугбурза вообще велели не соваться с пустяками.
— Ну да, и Око здесь не шарило, — сказал Шаграт. — Говорят, на западе большие бои.
— Это само собой, — проворчал Горбаг. — А враги тем временем пробрались по Лестницам. Ты-то, между прочим, где был? Особого распоряжения дожидался? Кто за тебя должен стеречь верхнее ущелье и переход?
— Заткнись ты!
— Что за чудные дела?
— Да уж чудные: свет мелькал, крики слышались. Но Шелоб-то тоже не дремала. Парни видели ее с Мозгляком.
— Какой еще Мозгляк?
— Поглядел бы ты на него: черненький такой вшиварь, сам как паучок или заморенный лягушонок. Он здесь и раньше бывал. Первый раз явился не откуда-нибудь, а из Лугбурза, понял, несколько лет назад, и нам велено было задержек ему не чинить. И с тех пор разок-другой вскарабкался по Лестницам, но мы его не трогали, будто и не замечаем: он как-то поладил с ее милостью. Видать, она просто на тощий кус не позарилась — на приказы-то сверху ей сто раз плевать ядовитой слюной. Ну, вы там в долине хороши сторожа: он сюда уж сутки как пробрался. Вчера под вечер его видели. А потом докладывают мне, что ее милость забавляется, я думаю — ну и на здоровье, другое дело — когда приказ вышел. Верно, думаю, Мозгляк ей какую-нибудь живую кровянку притащил, а может, от вас доставили подарочек — пленного или кого там. Я ей забавляться никогда не мешаю — ей помешаешь, как же! — а мимо нее все равно никому ходу нет.
— «Ходу нет, ходу нет»! Ты гляделки-то разуй! Говорю тебе: что-то стряслось, нюхом чую. Кто уж там пожаловал по Лестницам, не знаю, только он протырился, понял? Раскромсал ее паутинку и вылез из Логова. Это тебе не хухры-мухры!
— Ну он же от нее не ушел, верно?
— Не ушел? Ктоне ушел? Этот замухрышка? Да если б он был один, давно уж вылеживался бы в ее кладовочке на верхней полочке, а ты бы его у нее выпрашивал, потому как в Лугбурзе шутить не любят. Считай, тебе повезло. Только он не один был!
Тут Сэм стал слушать внимательнее и прижался ухом к камню.
— Кто его освободил-то, а, Шаграт? Да тот же самый, что раскромсал паутину. Сам, что ль, не понимаешь? А кто подколол ее милость? Опять же он. А где он? Ну где он, Шаграт?
Шаграт промолчал.
— Ты шевели, шевели мозгами — нет своих, займи на время, дело-то нешуточное! Никогда и никто еще до Шел об иголкой не дотянулся, не хуже меня ты это знаешь. Старушку-то жалеть не будем, хрен с ней; но ты сообрази сам: тут у тебя шастает всем мятежникам мятежник, с недобрых времен Великой Осады таких и в заводе не было. В общем, что-то сорвалось.
— Ну и что это за мятежник, по-твоему?
— Да по всему видать, мил друг Шаграт, что это огромный богатырь, наверняка эльф, с эльфийским мечом — это точно, да и секира небось при нем; он тут орудует у тебя под боком, а ты хайлом мух ловишь! Что говорить, чудные дела! — Горбаг сплюнул. Сэм мрачно усмехнулся, узнав себя в описании.
— Да ну тебя в Моргул, вечно ты тоску нагоняешь, — сказал Шаграт. — Охота тебе выдумывать, а может, все гораздо проще объясняется. Короче, дозорных я всюду выставил, и, если их даже двое, разбираться будем по одному. Погляжу как следует на того, который нам попался, а там и подумаю, что дальше делать.
— А я тебе говорю,
— Посмотрим. Айда, а то заговорились. Пошли разбираться с пленным.
— Чего ты с ним делать-то собираешься? Ты не забудь — это мои молодцы нашли его. Если потрошить, то чур мы первые.
— Легче, легче, — заворчал Шаграт. — Нечего тут, у меня приказ, и нарушать его никому не позволено — наши с тобой головы первые полетят. Всякого пойманного нарушителя заточить в башню. Раздеть донага. Составить полную опись одежды, оружия и всего, что при нем найдено, — письма, кольца, любые безделушки, опись немедля переправить в Лугбурз, и только в Лугбурз. Пленника под страхом смертной казни для всех и каждого пальцем не трогать и беречь пуще глаза, покамест Сам за ним не пришлет или не явится. Инструкции ясные, мое дело их выполнять от точки до точки.
— А донага раздеть — это как? — спросил Горбаг. — Уж заодно-то, может, зубки повыдергать, ноготки, волосики, а?
— Ни-ни, и не мечтай. В Лугбурз без никаких, целого и невредимого.
— Ну, это дудки, — расхохотался Горбаг. — Чего дохлятину-то беречь? Жмуриков у них, что ли, в Лугбурзе не хватает? Сварить бы его на ужин, и дело с концом.
— Болван! — рявкнул Шаграт. — Язык у тебя без костей, а ты бы лучше послушал тех, кто смыслит побольше твоего. Смотри, вот сам попадешь на ужин к Шелоб. Дохлятина! Много ты понимаешь про ее милость! Если она пеленает — значит, мясцо заготавливает, а дохлятины она не жрет и тухлой кровянки не пьет. Не мертвый он вовсе!
Сэма шатнуло; он вцепился в камень. Ему показалось, будто черное Логово переворачивается вверх дном. От потрясения он чуть не лишился чувств, но превозмог дурноту, ясно услышав свой внутренний голос: «Дуралей ты, он же не мертвый, и в сердце своем ты это знал. Голова твоя, Сэммиум, садовая, ты ее лучше в карман спрячь. Беда с тобой та, что ты потерял надежду, а лучше сказать, с самого начала ни на что не надеялся. Теперь-то как быть?» Пока никак, пока всем телом вжаться в холодный камень и слушать, слушать, слушать гнусные голоса орков.
— Эх ты, тютя! — сказал Шаграт. — У нее же разные яды на разные случаи. Когда она охотится, то ужалит в шею, упакует мягонькое мясцо в кокон, а уж потом лакомится помаленьку. Помнишь старину Уфтхака? Он вдруг запропал: день его нет, два нет, на третий идем — а он висит в уголочке живехонек и пялит зенки. Ну, мы и хохотали! Может, она его подвесила и забыла, но мы его так висеть и оставили — охота была с нею связываться! Нет, этот вшиваречек через часик-другой очухается. Ну, потошнит его, а так хоть бы что, это уж в Лугбурзе его на части разберут. Память у него, конечно, малость отшибет: невдомек ему будет, где он да что такое с ним приключилось.
— И чего дальше будет! — захохотал Горбаг. — Ладно, это мы ему порасскажем, раз больше ничего нельзя. В лугбурзских хоромах он вряд ли бывал, надо его подготовить, а то испугается с непривычки. А что, забава не хуже другой. Пошли!
— А я тебе говорю, забавляться не будем, — пробурчал Шаграт. — Если он в уме повредится, то все мы, считай, мертвецы.
— Ладно, ладно, не пукай! Я бы на твоем месте обложил другого, здоровяка, а пока чего даже и в Лугбурз не докладывал бы. Там ведь косо посмотрят на то, что ты изловил котенка и упустил кота.